"Н.Я.Эйдельман. Последний летописец" - читать интересную книгу автора

Как песни давние или страницы
Любимой старой книги, в коих знаем,
Какое слово где стоит.

Наконец, соседство той истории, которая покажется потом столь далекой,
100-летний (то есть 1670-х гг. рождения) гребец, сидевший в одной лодке с
Петром Великим! Пушкину, кажется, последнему удастся отыскать "общего
знакомца" с первым императором (135-летнего казака Искру) - затем все это
умчится в позапрошлое...
Однако даже спутник всей жизни Карамзина, старший шестью годами, Иван
Дмитриев не брался объяснить необыкновенно быстрых перемен в своем кузене,
недавнем мальчишке "в шелковом перувьяновом камзольчике... с русской
нянюшкой"; несколько же лет спустя, когда они встречаются в Петербурге, "это
был уже не тот юнец, который читал без разбора, пленялся славой воина,
мечтал быть завоевателем чернобровой, пылкой черкешенки, - но благочестивый
ученик мудрости, с пламенным рвением к усовершенствованию в себе человека!"
17-летний поручик (у которого, по его словам, не нашлось денег для
взятки, чтобы отправиться в действующую армию) - и вдруг (очень характерная
для биографии этого человека внезапность!) - не проходит и года-другого, а
он уж литератор, переводчик, член масонской ложи, переписывается с
европейски известным швейцарским мыслителем Лафатером.
Дмитриев - свидетель и робкого литературного дебюта: "Разговор
австрийской Марии-Терезии с нашей императрицей Елисаветой в Елисейских
полях, переложенный им с немецкого языка. Я советовал ему показать
книгопродавцу Миллеру, который покупал и печатал переводы, платя за них
книгами из своей книжной лавки... Не могу и теперь вспомнить без удивления,
с каким торжественным видом добрый и милый юноша Карамзин вбежал ко мне,
держа в обеих руках по два томика Фильдингова "Томаса-Ионесса" [Тома
Джонса] - в маленьком формате. <...> Это было первое вознаграждение за
словесные труды его".
Очень скоро, однако, Карамзин уже переводит Шекспира, Камоэнса,
печатает собственные стихи, каждую неделю "выдает печатный лист" в "Детское
чтение для сердца и разума", издание, на котором в конце позапрошлого
столетия воспитывалось целое просвещенное поколение.
Книга за книгой, оплата грошовая, автору нет и двадцати. Акселерация, о
которой столько писано в наши дни: но кто же тогда 17-20-летние офицеры,
литераторы, 25-летние генералы или (на другом общественном полюсе)
16-18-летние крестьянские отцы и матери семейства? "Пик способностей",
который, как выяснила современная наука, относится к 12-14 годам, был,
выходит, максимально близок к "пику социальному", что имело последствия
разнообразные, но преимущественно благие...
Впрочем, без матери, без отца, занятого большой семьей, имением, без
особых средств к существованию легко было, кажется, загулять или духом
пасть, сбиться с пути... Соблазны! А симбирский мальчик не ангел:
"...литература наша не была выгодным промыслом. <...> В молодости, в течение
двух-трех лет прибегал он, как к пособию, к карточной коммерческой игре".
К друзьям доходили слухи, будто молодой Карамзин "прыгает серною с
кирасирскими офицерами" (позже будет в числе "старшин" московского
танцкласса). Одно из писем к Дмитриеву обрывается на словах: "Бьет 11 часов;
пора ехать ужинать"; Николай Михайлович хочет обменяться с братом Василием