"Сергей Эйзенштейн. "Двенадцать апостолов"" - читать интересную книгу автора

исторически победоносное, как великий предтеча окончательных побед Октября.
И сквозь этот победно решенный образ поражения проступает во всем
пафосе роль великих событий пятого года, среди которых исторические события
на "Потемкине" - не более чем частный эпизод, но именно такой, в котором
отражается величие целого.
* * *
Однако вернемся к исполнителям и анонимам... Почти все участники фильма
безвестны и безыменны, не считая Вакулинчука - актера Антонова,
Гиляровского - режиссера Григория Александрова, Голикова - покойного
режиссера
Барского, да боцмана Левченко, чей свисток так помогал нам в работе.
Каковы судьбы этих сотен анонимов, с энтузиазмом пришедших в картину, с
неослабевающим рвением бегавших под палящим зноем вверх и вниз по лестнице,
бесконечной вереницей ходивших траурным шествием по молу?
Больше всех мне хотелось бы встретить безыменного ребенка, рыдавшего в
детской колясочке, когда она, подпрыгивая со ступеньки на ступеньку, летела
вниз по лестнице.
Ему сейчас - двадцать лет. Где он? Что делает? Защищал ли Одессу? Или
лежит в братской могиле, где-то далеко на Лимане? Или работает сейчас в
освобожденной возрождающейся Одессе?
* * *
Отдельные имена и фамилии участников массовок "Одесской лестницы" я
помню.
И это неспроста.
Есть в практике режиссуры такой прием. Толпа мчится вниз по лестнице...
Более двух тысяч ног бегут вниз по уступам. Первый раз - ничего. Второй раз
-- уже менее энергично. Третий - даже лениво.
И вдруг с вышки сквозь сверкающий рупор, перекрывая топот ног и
шуршанье ботинок и сандалий, звучит иерихонской трубой нравоучительный окрик
режиссера:
- Товарищ Прокопенко, нельзя ли поэнергичнее?
На мгновение массовка цепенеет: "Неужели с этой проклятой вышки видны
все и каждый? Неужели режиссер аргусовым оком следит за каждым бегущим?
Неужели знает каждого в лицо и по имени?"
И в бешеном новом приливе энергии массовка мчится дальше, строго
уверенная в том, что ничто не ускользает от недреманного ока
режиссера-демиурга.
А между тем режиссер прокричал в свою сверкающую трубу фамилию случайно
известного ему участника массовки.
* * *
Помимо этих тысяч анонимов в фильме есть еще один вовсе своеобразный
аноним.
Этот аноним вызвал громадное беспокойство даже международного порядка
-- не более и не менее как запрос в германском рейхстаге.
Анонимом этим были... суда адмиральской эскадры, которые в конце фильма
надвигаются на "Потемкина".
Их много и они грозные.
Вид их и количество во много раз превосходили численность того флота,
которым располагала молодая Советская держава в 1925 году. .
Отсюда лихое беспокойство германского соседа.