"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

его почуют не только в доме, но и по всей округе. Недаром старый батяня за
версту унюхал и, сразу оживев, поспешил к дочке: "Я чую... У тебя рыбка на
сене..."
И вот отворяется печь. Рыба - на стол. На легком печном жару лещ
зарумянился, в меру доспел под нетронутым панцирем чешуи, словно в глухом
запоре.
Для начала надо обломить зажаренный плавничок, похрустеть им, словно
оттягивая самое сладкое. А потом разом от переднего плавника заворачивай
запекшуюся чешую и шкуру плащом. Обнажил желтое мясо, насквозь пропитанное
и протомленное нежным жиром и острым нутряным соком, травным, цветочным
духом, солью и чуть-чуть горчиной; отвернул - и ударил в лицо пахучий пар.
На мгновение голова кругом пошла.
Но ждать время не указывает. Кто-то, ловкий, уже тянет из горячего
недра грудку икры, целиком, в нежной плене ястыка; кто-то хрумтит оплывшим
от жира пузырем. Но это все баловство. Лучше сразу отвалить у леща
увесистый кус боковины на кривых ребрах, словно на вилах. Вот это всерьез:
в меру солоноватое, пахучее, нежное... Не еда и даже не кушанье, а высокое
яство - запеченная на сене рыба.
Поверив мне, кто-то со вздохом заметит: "Русских печей давно нет... и
сена попробуй добудь..." Таких людей успокою: запечь рыбу можно в
обыкновенной духовке, но чтобы легла рыба чешуей не на противень, а на
лучинки, нигде не касаясь железа. Если коснется, то прогорит чешуя и шкура,
весь жир и сок из рыбы вытечет, останется сухарь. А взамен сена
расстарайтесь не просто лучинками обойтись, но положите под рыбу в
прогретую духовку веточки вишни с листами, веточки смородины, а сверху -
укроп, тоже целый, веточками.
Закройте духовку - и через недолгое время почуете не только
поспевающей запаренной рыбы дух, с солонцой, но тонкий аромат вишневой
коры, смородинного листа, укропа. А потом все это смешается в горячий и
терпкий дух донской запаренной рыбы.

От огня к огню

Мой старый приятель, художник по профессии, недавно подарил мне свою
картину с названием "Верба". И сразу так ясно вспомнилось, как давным-давно
ненастным весенним днем у себя на родине бродил я в Березовом логу -
просторной лощине, заросшей тополем да вербой.
День выдался неласковым. Наверху, на песчаных буграх, пронзительно дул
ветер: Раскосмаченные серые тучи неслись по небу стремительно, низко,
задевая маковки тополей. Пустая земля, голые деревья, зябкость и сырость -
словом, ненастье. Я брел и брел, уже ругая себя за то, что выбрался из
тепла, из дома.
И вдруг возле ручья, в низине, скорее не увидел я, а почуял что-то
необычное - словно солнечный свет, золотистое его сияние. Я подошел ближе:
это цвел невеликий вербовый куст.
В белых сережках его, через серебряный ворс, пробились желтые пыльники
цвета. И сережки стали золотистыми. Вербовый куст в ненастном пасмурном дне
кротко сиял теплым лампадным светом. Он светил, согревая вокруг себя землю,
и воздух, и зябкий день. Согрел и меня.
Прошло много лет. Но я и теперь, через время, вижу тот пасмурный день