"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

пресс-подборщике... И косим, и возим. Слава Богу, погода хорошая, сено
идет, и берут его нарасхват. Да еще бахчи культивируем. Тоже морока. - На
летней полевой работе Арчаков посмуглел, и улыбка стала ярче: посверкивали
зубы.
Доехали скоро. С хорошим человеком время ли, километры всегда быстро
бегут.
А прямо от машины, без захода домой, Надя понесла по хутору газеты и
письма. Их нынче немного. Но их ждут. Особенно писем.
Всей почты разнести она не успела. Как снег на голову объявился Мишка.
"Увидел..." - подумала Надя, пугаясь.
Мишка слез с мотоцикла, что было знаком недобрым. Он даже заглушил
свою громыхалку. Что вовсе было немыслимым.
Мишка будто и не злился, был ровен и холоден.
- Я тебя упреждал про Арчакова, чтоб не садилась к нему?
Надя раскрыла было рот, оправдываясь, но Мишка шикнул:
- Молчи! Приучилась в своей Чечне... Под каждого... Отрядная...
Оперилась? Вылюдилась? Шалава партизанская...
Надю будто ударило. Разве она виновата в тех страшных, проклятых днях?
Разве ее вина?..
Мишка не был бесчувственным. Он понимал, что говорит несправедливо,
жестко, жестоко, а она мягкая баба, ей такие слова - прямо в сердце, до
крови. Он уже к Наде привык, прижился, была она ему по нраву: женской
красой, бабьей сладостью, повадкой, характером. Он знал, что другой ему не
найти. И не нужна была другая. Об этой, порою наперекор уму, ревновало
сердце.
Понимая, что бьет в самое больное, Мишка не чуял радости ли, сладости.
Напротив: и ему было больно. Но он знал, что так надо. Он давно это понял -
в тюрьме и на воле: надо придавить, пригнуть до земли, чтобы не кулака
твоего, даже не крика, а шепота боялись. Так надо людей привязывать
намертво. И эта женщина, ему уже дорогая, будет до веку в его руках.
Арчаков ее не получит. Нужно лишь крепче взнуздать.
- Слушай меня, - проговорил он тихо. - Еще раз узнаю - никаких
разговоров, только расправа! Арчакова спалю, станет нищим. Тебя гокну, в
ярах закопаю. Скажу, что в Чечню уехала, за документами. Старуху - в
дурдом. Катьку к себе прислоню. У нее уж гнездо свилось. А я люблю
молодятинку. Ты поняла меня? - вперился он глазами.
Надя опустила голову и заплакала.
- Ты отвечай: поняла или повторить? - Не больно, но жестко он взял ее
за волосы, поднял опущенное лицо, чтобы убедиться, увидеть страх.
Страх был. Даже не страх людской, а животный, скотиний ужас черным
огнем горел в Надиных глазах, пробиваясь через слезную влагу.
Мишка поверил, шумно выдохнул:
- Иди и помни. Больше повторять не буду.
Надя не пошла, побежала не разбирая дороги.
Скорей, скорей! К дому, к дому! К дочери, которой, может, уже и нет.
Она, запыхавшись и не помня себя, подбежала к воротам и увидела чудо.
Посреди просторного зеленого двора, окруженного могучими грушевыми
деревьями, на светлом солнечном окружье, словно на огромной сцене,
танцевала молодая стройная девушка с распущенными золотистыми волосами.
Танец ее был естествен и прекрасен. Гибкое тело, длинные ноги, тонкие руки.