"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу авторамужней, приезжали за ней на машине, зовут в семью, и мужик обещает не пить,
потому что постарел, - вот теперь и думай. Премудрые Рахманы - они же привыкли чужими джуреками своих родителей поминать, - доумились Рахманы: сыпят к своему порогу семечки, приманывают чужих кур, приманят - и шлычку набок, в лапшу. Надюрка Рахманова проводила своего Митрия в больницу, в райцентр, с серьезной болезнью, да его и было видать: сделался вощаной, долго будут лечить, запихнула в больницу и, считай, тем же ходом привезла ему на замену какого-то с усиками, может, на время, а может, насовсем. А ведь Митрий тоже не с возу упал, они в загсе, на жизнь записанные... Котенковы наладились самогонку гнать, для жизни подмога, люди хвалят ихнюю самогонку из сахара, не то что Вахина отрава. А Вахины же - переселенцы из Грозного, к жизни нашей никак не привыкнут: лежат-лежат, потом сядут, сидят-сидят, потом лягут. Осенью люди давали им картошку, капусту, свеклу - несли ото всех дворов, кто мог, весной семена да рассаду навязывали, а у них одно посохло, другое не взошло, третье Вахины козы погрызли, потому что зимой забор в печке пожгли, а новый не поставили... А у Коли Бахчевника... Помаленьку хуторская жизнь для меня прояснивается. Но нынче пора летняя, долго не рассадишь. - Надо лезть, мазикать... - спохватывается баба Катя. - А то глина заклекнет. И вот она уже наверху, возле трубы. Хоть и невысокая кухонька, но как-то боязно глядеть на старую женщину. "Восемьдесят да еще два годочка..." На прощанье решил пошутить, кричу, посмеиваясь: - На флигеле труба тоже рук просит! подловке делов... Поднимаю глаза на шеломистую флигеля крышу, опасаюсь и предостерегаю: - Там высоко... Василий приедет. Или Мария... - Дождешься их, - отвечает баба Катя и подсмеивается: - Чего я, вовсе, что ль, некудовая? - Кудовая! - машу я рукой на прощанье. - Еще какая кудовая. "Сколь работы, Петрович..." Подворье Алеши Батакова обычно встречает и провожает меня собачьим лаем: заливистая шавка - у ворот; у скотьих базов волкодав в добрую телушку ростом глухо гавкнет, глядит, куда правишься. Хозяина не видать. Подворье, даже по меркам хуторским, огромное: подле забора - малая хатка, а дальше - город: скотьи катухи, сараи, крытые да выгульные базы, скирды сенника, а еще - немереные огород да сад, которые тянутся в упор до займищного леса. Где-то там, в глубине своего просторного государства, Алеша. Заросшее недельной щетиной лицо, вваленные щеки, худое жилистое тело. "Петрович, сколь работы..." - обычное присловье его. Видимся нечасто. Больше - на ходу. Вечером, уже в полутьме, на лошади скачет, остановится. - Бычки другой день домой не идут, - жалуется. - С чеченскими свалахтались, уходят на просо, аж к Змеиному рыну. Это ведь до поры... Надо искать да гнать. - И поскакал в гору. Пригонит бычков поздно, уже в ночи. Чуть свет, на заре, на берег идем с приятелем, к лодке, навстречу |
|
|