"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

громыхает Алешин тракторенок. Уже от воды. В тележке - мотор, сети да ящики
с рыбой, коли есть она. Порою мимо проскочит, лишь рукой покажет: мол,
спешу; чаще остановится, не выключая движка, доложит: "Сплыл на леща...
Сплыл на чехонь..." И результат. Закончит обычным: "Петрович, на уху
возьмешь?" "Спасибо, сами поймаем". - "Ну гляди... Будешь уезжать - упреди.
Посерьезней чего добудем..." И покатил дальше.
Вечером возвращаюсь от речки и займища мимо Алешиного подворья.
Сумерки. Солнце уже опустилось за Львовичеву гору. Шавка залаяла. На
ступенях крылечка что-то шевельнулось. Глянул: Алеша сидит.
- Здорово дневали, - говорю.
- Слава богу, Петрович, заходи. - И на шавку прицыкнул, а сам сидит на
ступенях.
Я вошел во двор, он лишь тогда медленно приподнялся, посмеялся над
собой:
- До хаты добрался, а взойти не могу... Ныне жену отправлял, в три
поднялся, поехал, три раза сплыл. Надо, Петрович... Отвез жену прямиком к
базару. Вернулся, сколь работы, Петрович, не присел за день. Одно за другое
цепляет. Скотина, птица, огород... Вот прибился к хате, присел - и не
встану. А надо еще собак покормить, да и самому... Тебя чем угостить,
Петрович?.. Либо чехонью? Хорошая подошла...
Я отнекался и, быстро распрощавшись, ушел. Какие уж тут беседы...
Другое дело - днем. Идешь мимо, увидишь, окликнешь: "Здорово
работали!" "Слава богу, Петрович! Заходи, попроведай..."
Побритый, улыбчивый, ясноглазый, Алеша глядит молодо, как и положено в
тридцать с немногим лет; тем более что он на лицо худощав и телом костляв и
жилист, подвижен, на ногу скор.
- Новости какие? - любопытствует он. - В городе, в Москве? Мы тут
потонули в навозе. Ничего не знаем. Газет не видим. Да и когда их читать,
Петрович? Сколь работы... Телевизор паутиной оброс, летом про него и
забыли... Сколь работы... Пойдем поглядишь мое хозяйство. Хвалиться особо
нечем. Надумал вот хату строить...
Про хату давно было сказано. Два ли, три года назад притянул Алеша
трактором ребристые молотильные катки с Евлампиевского хутора, с его руин.
В древние годы этими катками, вырубленными из дикого камня-песчаника,
молотили хлеб на токах, потом катки приспособили ставить фундаментом, под
первый венец. Вот и Алеша на них позарился, трактором приволок, потом
оправдывался, что они лежат без дела:
- Петрович, сами-то ладно, а скотина должна под крышей стоять. Иначе с
нее не спросишь. Это мне отец всегда говорил. А он по скотине был первый. И
гуляк держал, и Овечек, и коз. Помногу. За что и выжили... Петрович, птица
под белым небом лишь днем, а ночью надо в тепле... Тем более на гнезде, -
внушал он. - Петрович, она хоть и свиньей зовется, но в сырости, при
сквозняке жить не будет, - убеждал он меня.
Его отец когда-то жил здесь. Батаковых подворье старые люди еще
помнят. Оно давно в руинах.
Дело в том, что на хуторе Алеша - новосел, хотя и здешний рожак.
Когда-то Батаковы здесь жили, а потом ушли в райцентр. Там и Алеша трудился
на судоремонтном заводе. Женился, двоих сыновей народил, построил дом - все
как положено.
А потом начались горькие перемены. Все закрылось. Невеликие заводики: