"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

дерьма - конфетку..." "Попытаемо..." - говорю ему.
Стемнело. Электрическая лампочка под жестяным колпаком освещает
дощатый стол, остатки ужина. Маленькие глаза Тюрина горят. Речь его звучит
тише, медленней, капают слова.
- Беру. Болт. Обыкновенный. Обрезаю. И начинаю головку болта
обваривать. Потихоньку. В монолит. Ты понял? Ни боже мой, не спешить. Ровно
и медленно. Быстро робят, слепых родят. Круг за кругом. Не торопясь...
Бригадир поглядит и уйдет. Чего-то спросил, я молчу. Мне нельзя головы
поднять. Медленно, ровночко, чтобы проварилось и взялось монолитом. Но
время засек. Один час сорок восемь минут. Готово. Кладу остывать. Тоже
пусть потихоньку. Воды - ни боже мой. Даже капли. Перекал. Напряжение. И -
хрустнет.
Курю. Три штуки зараз. Уши-то опухли без курева. Остыло. Говорю
бригадиру: "Становь. Будет работать. Гарантия". Поставили. Пошел плуг в
борозду. Пашет и пашет. Круг, другой... Бригадир глядит, хмыкает. А тут
подъезжает другой трактор. Тоже бегунок полетел, Обрезаю болт. Прогрел.
Начинаю обваривать. Потихоньку. Ни в коем случае не спешить. Ты понял?
Монолит! Чтобы ни пузырька, ни трещины... Обвариваю ровненько в одну массу.
Один час сорок восемь минут. Готово. Пусть остывает. Сел курить. Еще один
трактор летит. Бегунок! Покурил. Начинаю варить. И так - до часу ночи. Тут
и уснул, на полевом стану. Встал утром. Все мои бегунки на плугах работают.
А заводские - летят. Все заменил заводские бегунки. И кончился простой.
Пашут, пыль столбом. И план дают, график, райком доволен.
Приезжает Штепо. Ему все доложили. Я как раз лемеха навариваю.
Подъезжает белая "Волга". Значит, начальство. А мне какое дело, варю и
варю. Вижу: подходит Штепо, здоровый такой, ну, ты его знаешь. Я закончил,
снял маску сварочную. Он говорит: "Давайте знакомиться. Я - Штепо,
директор". Руку пожал. Крепка така рука. Достает конверт. Это, говорит,
премия. Ну, говорю, благодарствую. Он опять не уходит. Говорит: "Переходите
ко мне в совхоз, на работу. Про наше хозяйство, наверное, знаете". Я
плечами пожал, говорю: конечно, передовики. Но я слыхал, что вы берете
людей до тридцати лет, а мне пятьдесят. Ничего, говорит, переходите. Сразу
даю квартиру в двух... этих самых...
Тюрин запамятовал, я подсказал:
- В двух уровнях.
- Вот-вот... Два этажа.
Про "уровни" - это уже тюринские фантазии. У Штепо в его совхозе и
сейчас стоит так называемый "поселок специалистов" - просторные дома со
всеми, как говорится, удобствами. Но этажей ли, "уровней" там нет.
Но все это мелочь, потому что главное - правда.
- Я трохи подумал, говорю Штепе: два месяца всего здесь работаю.
Приехал, дали хатку, работу жинке. Как-то нехорошо: взять и кинуть. Вроде
не по-людски. Штепо мне отвечает: "Молодец. Но запомни: надумаешь -
приезжай. Возьму, дам квартиру в двух..."
- Уровнях, - снова помогаю я.
- Да, да, они самые. В любой, говорит, момент.
Милая сказка былых времен, сердцу дорогая, кончилась, и Тюрин будто
гаснет. Вздыхает, морщится, на глазах стареет. Притомился. Долгий день
позади, долгий вечер.
Поздний час. За холмами догорела заря, оставляя нежную прозелень.