"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

- Сбираешь каймаки, - вспоминала Прасковья Ивановна, - и не
удержишься. Под исподом у каймака коричневая томленая густь. Не могу
стерпеть. Ложкой ее, ложкой - и в рот. Такая сладкая... Пока снимаю
каймаки, наемся и завтракать уже не хочу. Тетка меня корит: "Нахваталась...
Утка"... Я ей в ответ: "А ты меня не заставляй каймаки сымать. Они сами в
рот лезут".
Такая вот память.
Позднее, когда стало меньше коров и русские печи ушли, молоко для
каймаков томили прямо на базу. Ладили глинобитную или из дикого камня
надворную печурку, на нее - калмыцкий казан с круглым дном. Соберут
"утрешник" да "вечерошник", протомят его, а вечером ставят ли, вешают казан
где-нибудь на воле до утра.
В молодые годы, озоруя по ночам, ходили мы "каймаки сымать", обижая
хозяев. Каймачные казаны висели обычно под застрехами сараев, под навесом у
летних кухонь. На дальних хуторах, откуда к базарам долгий путь, из
каймаков сбивали каймачное масло, чуть с кислиной, в прожилках коричневых
пенок. Пахучее, вкусное. Теперь его давно нет. И не будет.
Сами же каймаки пока, слава богу, остались. Пусть не такие, как в
прежние времена. Ведь нет теперь ни русских печей, ни горшков-жаровок, ни
каймачных казанов, а значит, нет и по-настоящему топленого молока. Но
каймаки все же остались. Когда в городском зимнем быте придешь на рынок,
невольно ноги несут к ряду молочному. Там встречают тебя, уговаривают:
"Молочка настоящего берите... Сметанка, домашний творожок..." Порою
услышишь: "Каймачок..." Услышишь, глянешь - что-то белеет в стеклянных
баночках, и лишь вздохнешь про себя: "Нет, мои хорошие. Вы каймака и на
погляд не видали". Не может быть настоящего каймака ни в Волгограде, ни в
Москве. Чтобы его отпробовать, а вернее, откушать, надо отправиться в
Калач-на-Дону, в Усть-Медведицкую станицу, на воскресный базар. А лучше -
прямиком на хутор, с утра, когда каймаки снимают.
С холода принесли пусть не глиняную корчажку, не калмыцкий казан, а
просто широкую кастрюлю, не крышкой закрытую, а обвязанную чистым платком.
Открыли. Провели по краям, обрезая. И вот он - пышный, нежно подрумяненный,
пенистый каймак, с густой сладкой каймачной жижей. Как говорится, ешь не
уешься, на доброе здоровье.

Лазоревый цвет

Двор мой последние годы все более полонит пустая трава. То ли сил
стало меньше от нее отбиваться, а скорее - охоты: растет... и пускай
растет. Места много. И огород затравел. Да и какой это теперь огород! Лишь
названье. Грядка лука, грядка чеснока, полсотни помидорных кустов да
кое-какая зелень. Земли пустует много и много. Уже не с мотыгой, с косой
выхожу поутру на покос.
Но вот цветы остались. Сейчас август, конец его. По утрам - зябко.
Роса. Днем - тепло, но палящего зноя нет.
Полыхают, горят, нежно светят простые мои цветы - душе и глазам
отрада.
Конечно, главная краса и гордость - это циннии; по-нашенски,
по-донскому, - "солдатики", наверное, потому, что прямо стоит цветок, не
колыхнется на твердом стебле, будто гренадер.