"Борис Екимов. Частное расследование" - читать интересную книгу автора

И, обдумав все это трезво, Лаптев решил: конечно, он против редактора
не пойдет. Незачем, да и не нужно. Надо заниматься своим делом. И,
окончательно решив, он повеселел, даже бодрость какая-то появилась. "Делом
надо заниматься, делом", - пробормотал он вслух. И начал звонить по
совхозам. Надо было отклики организовать на последнее постановление. И со
сведениями по привесам и удоям совхозы тянули, ждали, когда их подгонят. Вот
Лаптев и подгонял. И все пошло привычно, хорошо, спокойно.
Но после обеда, когда схлынула горячка, пришли мысли о сыне, об Алешке.
Прежние, утренние мысли, и Лаптеву вновь стало не по себе. Он понимал, как
нелегко будет ему с сыном разговаривать. Редакторских доводов Алешка не
примет. А кроме них, чем убеждать? Пожалуй что нечем. И потому сомнения
появились в правоте дяди Шуриных слов, в общем-то басен, сплетен, тещиных и
жениных. И решил Лаптев с другими людьми в редакции поговорить.
Пошел он из комнаты в комнату и везде, где с подходцем, а где и
напрямую, принялся выспрашивать о Балашовой.
Секретарь и фотокор - люди помоложе - начали томно глаза заводить,
похохатывали понимающе, подначивали:
- Наконец-то Семен Алексеевич заинтересовался приличной женщиной.
- Губа не дура, не дура...
- Есть вкус... Есть...
- Но смотрите, она... штучка. Вам нужно несколько... экипироваться...
Шарм, шарм... Мужской такой, понимаете.
И оглядывали Лаптева скептически.
Никакого шарма, парижского или иного, у Лаптева не имелось. По рождению
он был вятским. Бывшего Орловского уезда, теперь Халтуринского района,
деревня Лаптево.
Короткий нос уточкой, светлые маленькие глаза, крепкий выпуклый лоб и
лысина до затылка - это на лицо. И по одежде он от отчины далеко не ушел.
Одежду нашивал какую потеплей, покрепче и до полного износу.
С костюмом Лаптеву очень повезло. Купил он его еще до реформы за 1500
рублей, синий, бостоновый, немаркий, старой еще, видно, работы, какие теперь
разучились делать. Костюм носился и носился. Сначала много лет праздничным
был и одевался на Новый год, на Майские и Октябрьские. Потом пошел в дело.
Носился костюм хорошо. Штаны, правда, подсели, и из-под них всегда носки
торчали, сейчас шерстяные, черные. Лаптев носил и носил этот изрядно
потертый, до блеска, но еще крепкий и всегда чистый - за этим жена
следила, - носил этот костюм не потому, что у него денег не было или он их
жалел, как некоторые думали. Нет, он просто знал, что одежду надо носить до
тех пор, пока она не порвется. Лаптеву очень с костюмом повезло, и менять
шило на мыло он не собирался. Тем более, старый костюм уже сроднился с
телом, тогда как новый тот же праздничный - был очень неудобен.
Так что все эти хихиканья и насмешки Лаптев воспринимал как глупые и не
обращал на них внимания, зная, что одет он чисто и аккуратно.
А сейчас он стоял в секретариате, слушал эту сорочью болтовню,
подначки, пытаясь выудить что-нибудь стоящее и в то же время себя не
раскрыть.
Наконец он понял, что здесь ничего не узнает, ни хорошего, ни дурного.
Хорошего - оттого что эти люди ни о ком доброго слова не говорили.
Плохого... Они бы сказали, да ничего не знали, кроме бабьих толков да
сплетен. И Лаптев пошел дальше.