"Антуан де Сент-Экзюпери. Смысл жизни" - читать интересную книгу автора

Обо всем, что там расцветает... Пейзаж тем временем опять изменился. Как
только пересечешь французскую границу, весна занимает тебя чуть меньше, зато
судьбы людей, похоже, волнуют чуть больше.


Москва! А где же революция?

Через полчаса после того, как мы пересекли границу России, наш скорый
замедлил ход. Он будто выдохся. Я закрыл чемодан, нам предстояло пересесть
на другой поезд, и я стоял в коридоре, уткнув нос в окно и мечтая. Польша
останется во мне воздухом, скрипящим песком и черными елями. Увезу и
воспоминание о скудном побережье.
Чем ближе мы к северу, тем интереснее раскрашивает все свет. В тропиках
свет яркий, но рисовать он не умеет. Там есть свет, и в ослепительном свете
черные предметы. Даже небо кажется черным. А здесь все вокруг оживает,
поблескивает. Этим вечером свет устроил елкам безмолвный праздник,
посеребрив их. Ели - деревья невеселые, но они дружат со светом, а пожар в
еловом лесу напоминает ураган. Я вспоминаю еловые леса у себя в ландах, они
не сгорали, они улетали.
Поезд мягко замедляет ход у платформы...
Мы в России: Негорелое.
Что за предубеждение настроило меня на мысль о разрухе? В помещении
таможни можно устраивать празднества. Просторное, проветриваемое, с
позолотой. В привокзальном ресторане не меньший сюрприз. Тихонько наигрывает
цыганский оркестр, среди кадок с растениями стоят небольшие столики, за ними
обедают посетители. Действительность обманывает мои ожидания, и я становлюсь
подозрительным. Все это устроено для иностранцев. Да, вполне возможно. Но
таможня в Белгороде тоже для иностранцев, а там она похожа на складской
двор.
Разумеется, я могу допустить, что мне втирают очки, но поскольку я
сейчас не судья, а обычный иностранец, у которого досматривают багаж, то я
ничего не имею против, чтобы его досматривали в чистоте.
Мой сосед настроен не так добродушно.
"Я понимаю, вы у себя хозяева, и не могу помешать вам пачкать мое
белье..."
Таможенник посмотрел на него и вновь с непоколебимым спокойствием
принялся перебирать вещи у него в чемодане. Он до того спокоен, что даже не
считает нужным проверять их с нарочитым пристрастием. Не ощущает надобности
подчеркивать свою власть. И я чувствую вдруг - за его спиной стоят сто
шестьдесят миллионов человек, они его опора. Россия огромна, и я остро
чувствую мощь поддержки. Сосед потерялся перед спокойствием таможенника. Его
натиск закончился ничем, точно так же, как натиск целой армии, встреченной
безмолвием и снегом. Сосед умолк.
Потом, расположившись в московском поезде, я пытаюсь рассмотреть в
темноте, что же за окном. Передо мной страна, о которой если говорят, то
говорят с пристрастием. О которой из-за пристрастий мы не знаем почти
ничего, хотя Советский Союз совсем недалеко от нас. Мы куда лучше знаем
Китай, у нас есть точка зрения на него, и с этой точки зрения мы его
обсуждаем. Мы никогда не спорим из-за Китая. Но если мы обсуждаем Советский
Союз, мы обязательно впадаем в крайности - восхищаемся или негодуем. В