"Заговор «Королей»" - читать интересную книгу автора (Пушнин Георгий)

ПАРИЖ, 2007 ГОД

Даже смог способен превратиться в романтическую дымку, если он окутывает Эйфелеву башню. Париж тонул в изнурительно жарких днях, но вечера были изумительны. В плотном расписании делового визита в Париж была запланирована встреча с представителями Европейского космического союза для отработки деталей совместного проекта по созданию нового телекоммуникационного спутника. Вся неделя расписана буквально по минутам, и Пушкину пришлось уворовывать по часу, по полчаса, по десять минут от каждого дня, чтобы оказаться на Трокадеро именно в этот вечер — якобы невзначай, якобы от нечего делать. Он остановил арендованный в отеле автомобиль напротив ресторана «Сны Луары». Пушкин не был уверен, что Марина сейчас в зале. Он фантазировал — за каким она столиком? Во что одета? В чьи глаза сейчас смотрит? Что заказала? В их расставании была недосказанность, которая по прошествии лет вдруг подошла к критическому пределу, стала невыносима. Никаких истерик — в конце концов, это не по-мужски. Только печаль, растворяющая сердце. Интересно, Марина еще ждет его? Если так, чего больше в этом ожидании — любопытства или такой же печали? Ему хотелось бы ее печали — эгоизм одинокого мужчины. Он поймал себя на том, что крепко сжимает руль автомобиля, который никуда не едет. Наверняка у её исчезновения была катастрофически простая причина. Скорее всего, имя этой причины — мама Лора. Еще вероятней, эту причину зовут жизнь. Уезжаешь в чужой край, начинаешь вживаться в новые обстоятельства, теряешь чувство реальности оставленного за спиной.

На заднем сиденье машины лежал букет алых роз, самых алых по всем Париже. Не станет же он себя убеждать, что и цветы приобрел случайно? Пушкин почувствовал в воздухе грозовое напряжение. Он загадал: если в ближайшие десять минут не начнется дождь, он войдет в ресторан с этим букетом, а там будь что будет. Если дождь пойдет, он вернется в отель. Первые капли упали на лобовое стекло буквально через пару минут. Рядом служащий ресторана в небесной униформе как раз поймал такси для клиента. Пушкин подозвал служителя, снабдил его букетом, чаевыми, назвал имя. Добавил: «Если она в ресторане». В букет вложил стандартную открытку из цветочной лавки «Наилучшие пожелания в день рождения», которую намеренно не подписал. Подпись все театрализовала бы, а он с некоторых пор потерял интерес к пустым эффектам. «А если мадемуазель отсутствует?» — спросил служащий. «Тогда передайте букет самой красивой женщине в зале. Только без открытки». Служитель понимающе кивнул.

Пушкин немного подождал перед рестораном, наблюдая, — как к дверям одно за другим подъезжают авто с нарядными людьми. До него доносился смех и обрывки разговоров. Окруженный интимными огоньками парадный вход поглощал гостей, из-за стен уже не раздавалось ни звука. Как будто там начинался неведомый параллельный мир, посреди которого за столиком сидела одинокая принцесса с янтарными глазами. «Сколько же ей сегодня исполнилось?» — попытался вспомнить Петр. Впрочем, все правильно — у таких девушек не может быть возраста. Пошёл дождь, и Пушкин тронул машину с места.

Вернувшись в номер, он первым делом распахнул дверь на балкон, чтобы слушать дождь. Но услышал подзабытого Азнавура. Взгляд упал на огромный букет роз, которые по утрам ставили на прикроватную тумбочку. Лепестки, шипы, каждый листик словно качались в такт азнавуровской мелодии. Розы танцевали… но — стоп. Времени в обрез. Смахнув наваждение старомодной романтики, он сделал несколько звонков, достал лэптоп, водрузил его на столик перед зеркалом и машинально поднял глаза, чтобы увидеть собственное отражение: спокойное лицо худощавого светловолосого мужчины, уверенно приближающегося к сорока, только в серых глазах — капля житейской горечи. Но ведь он сам так решил.

В дверь постучали, Петр открыл. Марина без слов вошла и остановилась посреди комнаты. На ней снова был модный тонкий деним со стразами. Она сняла влажный жакет и оказалась в белоснежной блузке — почти без косметики, трогательная, как школьница. Ему еще пришло на ум сравнение с цветочницей — видимо, Парижем навеянное — фиалка Монмартра.

— С днем рождения, — сказал Пушкин, не знающий, куда себя девать. Он совершенно не представлял, что положено говорить в таких случаях, через много лет, и стоит ли вообще говорить.

— Служащий, который принес цветы, успел запомнить номер машины. Ты уже уезжал. А узнать, где она арендована, — дело техники. Не вовремя? — Это Марина заметила включенный лэптоп. Она выглядела немного похудевшей, пожалуй, более холеной, чем когда-то в Москве, но не постаревшей, а скорее повзрослевшей.

— Я хочу тебе кое-что объяснить, — начала она и вдруг стала прежней, со своей чистой отважной улыбкой.

— Не уверен, что стоит что-либо объяснять. Рад тебя видеть.

— А от ресторана сбежал…

— Я боялся не застать тебя в зале. Все эти годы я питался красивой легендой: где-то в Париже один вечер в году за столиком ресторана «Сны Луары» сидит очень красивая девушка, которую я когда-то… очень хорошо знал. И если будет на то воля божья, в один из таких вечеров я доберусь до романтического города Парижа, возьму ее за руку, и мы будем гулять по набережной Сены, слушать далекую музыку и болтать о милых пустяках. Мне было бы очень жаль не застать тебя в зале — вот я и уехал.

— Ты меня должен простить. — Марина говорила тихо, тонкими пальцами перебирая белые воланы на груди. В глубоком вырезе переливался бриллиантовый кулон-капелька, словно одинокая слеза застыла в соблазнительной впадинке, в сантиметре от совершенства, которое — было время — принадлежало ему безусловно и, казалось бы, навсегда. Нет в мире ничего безусловного. Пушкин остановил Марину, осторожно взял ее за плечи и притянул к себе. Она спрятала лицо у него на груди и стала ближе к прежней еще на один шаг.

— В прощении или непрощении смысла давно нет. Сегодня твой день рождения. Именинникам принято угождать. Загадывай желание.

— Хочу, взявшись за руки, гулять по набережной Сены, слушать далекую музыку и болтать о милых пустяках.

Так они и сделали. Они говорили взахлеб только о пустяках, по молчаливому согласию избегая главного, — заговорщики в парижской ночи, томимые исподволь наливающимся желанием — но это казалось пока неуместным, это подождет. Наутро, валясь с ног, они позавтракали в первом попавшемся кафе. Петр Пушкин начал поглядывать на часы: к восьми его ждали в парижском представительстве корпорации. Марина подняла на него тревожные глаза и торопливо заговорила, совсем как тогда, при расставании в Москве. В Париже все не так, жестокий город, даром что притягательный, но сразу показал, что талантов у нее никаких, не получилось Европу покорить. Все то же — мелочь, интерьеры буржуа. Приходится другие профессии осваивать, стала переводить.

Пушкин уже опаздывал. Марина смиренно кивнула, оставила ему телефон и взяла такси.

Он звонил по этому номеру каждый день в течение месяца — из Москвы, из Нью-Йорка, из Амстердама, — но трубку никто не снимал.