"Дети Брагги" - читать интересную книгу автора (Воронова Арина)

V

С самого утра далеко впереди начала расти громадная серая масса, понемногу заполняя собой горизонт. Вот ее разглядел уже и подслеповатый Глам. Горе-скальд, он же Глам Хромая Секира, но лишь невесело покачал головой в ответ на удивленные возгласы Скагги, Грим же и Бранр Хамарскальд ехали в мрачном молчании.

Рьявенкрик был древним. Десятки поколений назад его воздвигли ходившие походами в Северные земли венделы, но поставили они здесь не просто укрепленный лагерь, а невиданный град-крепость, обнесенный мощными стенами.

— Годы канули как песок, следом канули венделы, — бормотал себе под нос Глам, — гордые свей не взяли сей град…

— Такой шел от камня смрад, — не удержался Грим, Бранр одобрительно хохотнул.

Скагги едва-едва успел прикусить язык, как Горе-скальд огрызнулся:

— Молод еще, старших прерывать, — однако замолк.

Скагги не мог оторвать глаз от надвигающейся серой громадины, с отрочества его завораживали сказания и песни о древней крепости. Воины из южной страны с певучим именем Рома назвали свой лагерь Равен, а покорившей уже отстроенную каменную твердыню Рьявер Рьяный нарек ее Рьявенкрик, восславив удачу и имя свои в крике чаек. Сотни лет город-крепость несокрушимо стоял на высоком речном берегу, там, где встречается с морем полноводный Гаут-Эльв, стерег вольные земли от нашествия когда-то могущественных англов и ютов, потом — набегов морских конунгов.

Серый камень Рьявенкрика вырастал из самого берега в сотне саженей от устья реки, которую сторожил и которой правил, верой и правдой охраняя потомков ушедших на юг данов и ютов, селившихся возле отрогов гор и по кромкам болотистых пустошей. Англы накатили волной и отошли, так и не сломив Рьявенкрика, северными своими стенами смотрящего через пролив Скаггерак на изрезанное фьордами побережье Страны Свеев. Англы, продвигаясь на юг, обошли остров стороной, а из хаоса десятилетий восстал необычный народ стойких воинов и удачливых купцов, который научился хранить мир со странами, лежащими по обе стороны пролива. Англы смешались с ютами, ушли дальше, на юг и в Вандельские земли. Рьявенкрик помнил и нашествия данов, и свеев — серокаменный ключ к морским путям из Южных стран в Северные земли.

«Но Рьявенкрик выстоит, выстоит, должен выстоять», — горячо уговаривал себя Скагги, втайне страшась за судьбу города своих грез, — «не первый раз ему давать отпор захватчикам с моря».

Город вставал перед ними, рос, забирался в небо. Вот уже все четверо въезжают под первую арку ворот, вторую, вот уже их принял в свои объятия древний камень. Это было будто войти из ослепительного солнечного света в глухую землянку. По сторонам громоздятся, временами смыкаясь над кривыми узкими улочками, странные — не деревянные даже, а каменные! — дома. Крепостные стены, мостовые, жилища — все было из массивного серого камня, будто отвердела, приняв доступные разумению смертных очертания, страшная морская губка.

На какое-то мгновение Скагги охватила паника, ему показалось, что он погребен под этим камнем. Воплощенная греза оказывалась вовсе не радужной. Что, если ему никогда не придется вновь увидеть небо?

Лица Грима и Бранра тоже были угрюмы. Не так следует вступать в битву. Для боя нужен воздух, достаточно места, чтобы поднять добрый меч, погнать скакуна. Как сражаться здесь, внутри этих стен, в этих тесных извилистых закоулках?

Полный дурных предчувствий, Грим задрал голову, поглядеть на серое над крышами небо. Весь город был одет в серое, в цвет бесславной смерти — будто какой-то каменный труп. В голове звенело пророчество из сна, жаль, пожалуй, что зарекся выкладывать руны… «Ты идешь в опасность. Я не верю, что можно спасти Рьявенкрик, но пытаться…»

Теперь же, когда он ехал этими невероятно узкими проходами, Грима постепенно охватывала тяжелая тоска. Единственная надежда — не пропустить захватчиков за периметр стен. Если они прорвут оборону и проникнут на улицы и площади, город ждет кровавая бойня, подобной которой, пожалуй, еще не знал северный мир.

Как можно сражаться в этом каменном мешке? Ответ был очевиден, и от него мороз продирал по коже. Здесь не продержаться долго, а в конце… Да, Один, Вальгалла… Но отмщение? Если не остановить франков, отмщения, возможно, вообще не будет.

Позади снова тоскливо бормотал что-то Горе-скальд, усталые лошади едва тащились по погруженным в сгущающиеся сумерки улицам. Предстояло найти двор управлявшего городом совета законоговорителей-старейшин, у Рьявенкрика не было ни своего конунга, ни своих скальдов.

Если при свете дня Рьявенкрик выглядел устрашающе, то ночью он казался нагромождением черных скал. По узким улицам гулял ветер, и кромешную тьму нарушали лишь редкие отблески чадящих факелов да полоски света, выбивавшегося из-под дверей домов.

Мирные жители Рьявенкрика покидали свои жилища; череда усталых перепуганных людей с жалкими тележками или тюками скудного скарба за плечами.

— Сюда! Живее! Пошевеливайтесь, лентяи! — послышался с боковой улочки зычный хриплый голос, вслед за этим из тьмы возник сам кричавший. Это был дородный детина в одежде купца, однако с пояса у него рядом с кошелем свисал тяжелый нож, а из-за плеча выглядывала рукоять секиры. — Живей, живей!

За толстяком из проулка вывалились с полдюжины хмурых рабов, груженных какими-то тюками.

— Доброго тебе дня… — обратился было к толстяку Глам, но тот оборвал его:

— И кто ж тебе сказал, что он добрый?

Горе-скальд еще нашаривал дрожащей рукой меч, как рабы уже побросали мешки, а толстяк схватился за нож. Бранр выхватил секиру, но Грим, тронув коня, заставил толстяка и его носильщиков попятиться.

— Двор старейшин, — рявкнул он.

— Ах вот как, — удивился купец, потом вдруг скупо улыбнулся. — Что ж овцы из города, волки в город — это неплохо. Вы по делу какому или так поживиться? Тон его стал угрожающим.

— Не время для пустых пререканий, — это выехал вперед Бранр. — Я — гонец Круга Скальдов.

— Что ж, тогда нам по пути. А какой ты там гонец, это пусть старейшины разбирают.

С этими словами толстяк повернулся к своим рабам, которые под его грозным взглядом разом подхватили мешки, и небольшая процессия снова двинулась в путь.

Спустя четверть часа плутаний по полутемным каменным лабиринтам они вышли на круглую залитую светом костров и факелов площадь. Здесь царило лихорадочное оживление: из узких переулков группы рабов сносили к навесам у дальних домов похожие на тюки толстяка мешки, как пояснил им их провожатый, с провизией. Почерневшие от дыма молодцы в прожженных кожаных передниках подносили стрелы. Скандалили, требуя чего-то — не то секиры, не то права выхода из города купцы. Метались по всей площади чумазые мальчишки, вероятно, на побегушках. Откуда-то доносилось пьяное пение, брань и ржание лошадей.

У распахнутых ворот двора старейшин Грим легко спрыгнул с коня и, бросив поводья Скагги и не обращая ни малейшего внимания на протесты приведшего их толстяка, зашагал внутрь, Бранр поспешил за ним следом.

Невнятно выругавшись, Горе-скальд с трудом спешился, Скагги последовал его примеру и, подобрав поводья уже четырех лошадей, в растерянности оглянулся по сторонам. Ему не терпелось узнать, что Грим объявит старейшинам, да и посмотреть, как Бранр вновь будет умиротворять раскаленных гневом собеседников — ну почему бы Гриму хоть однажды не сдержать норов?

Налетел резкий ветер с моря, порыв его прорезал брешь в чадящем дыму факелов, и Скагги к облегчению своему увидел возле ворот коновязь. Не более нескольких минут ушло у него на то, чтобы привязать лошадей. Глам Хромая Секира, оправдывая свое прозвище хромотой, как мог величественно входил на двор старейшин.

Главная зала была заполнена людьми, и здесь то же самое: споры, приказы, возбужденный разговор. Скагги поискал взглядом Грима или Бранра, но не нашел ни того, ни другого. По левую руку от него вдруг отдернулся полог, скрывавший нишу, где уединились, очевидно, для беседы двое херсиров городской дружины. Оба говоривших в воцарившемся в зале молчании прошли к высоким дверям, ведущим в комнату совета. Скагги даже рот открыл от изумления, столь непохожими друг на друга были эти двое: высокая молодая женщина в мужском платье и напыщенный безбородый коротышка.

— Варша, — в полголоса и с непонятной злобой проговорил Глам.

— Кто-кто? — переспросил Скагги, не отрывавший глаз от женщины.

— Головорез, подчинивший себе людей с болот к югу отсюда.

Тут Скагги вспомнил, как кто-то в придорожном кабаке под Треднахом обмолвился, что охромел Глам в набеге на Рьявенкрикские болота.

— Вор известный, а теперь, значит, решил, что выгоднее заключить союз с Рьявенкриком, чем ждать, когда франки утопят его банду в болоте.

— А это? Кто эта женщина?

— Карри Рану из рода Асгаута. — В голосе старика впервые за весь день прозвучало что-то похожее на удовлетворение.

Женщина рядом с Варшой была выше его ростом, с хищными резкими чертами обветренного лица, в ее жилах текла благородная кровь одного из самых знатных свейских родов. Немало было таких, кто называл ее сумасшедшей волчицей, но едва ли кто осудил бы Карри, когда она привела дружину и флотилию своих драккаров на помощь осажденному Гаутланду. Задолго до того, как впервые стали говорить о растущей силе франков, она деньгами забрала свою часть отцова наследства — а было его немало, богатые земли по краю Маркирского леса — и обратила ее в быстрые драккары, не менее быстроходные длинные корабли и вскоре собравшуюся вокруг нее дружину. Узкие кожаные штаны и шерстяная рубаха, сейчас уже поношенные и запятнанные кровью и грязью, не скрывали того, что под одеждой тело женщины, но волосы Карри коротко обрезала и избегала всего, что могло выдать ее пол. Произведи Рана Мудрый на свет сына, а не одних только девчонок, и тогда он не мог бы пожелать более храброго отпрыска. Но поскольку Карри отказалась от своего рода и прав, данных ей по рождению, родня сочла себя оскорбленной: Асгауты неоднократно кричали, что-де отрекаются от нее, хотя после приема, оказанного ей в Дании, втайне гордились ею.

Дружинники, завидя Карри и ее собеседника, подтянулись, прервав в знак почтения разговоры. Варша принял эту дань уважения с нескрываемым удовлетворением. Карри же осталась безучастной. Но ее быстрое движение через комнату внезапно прекратилось, когда она заметила Скагги и Глама. Варша лишь лениво окинул их взглядом, но женщина-воин внимательно всмотрелась в обоих.

— Приветствую тебя, Хромая Секира. Рада встрече. Что это за юнец с тобой? — Вопрос, не был враждебным, но прозвучал на удивление резко.

— Скагги из рода Хьялти, воспитанник Тровина, госпожа…

— Зови меня херсир.

Под ее изучающим взглядом у Скагги даже похолодело нутро, чем-то он напомнил ему взгляд, каким окинул его при встрече Бранр: холодный, пристальный, говорящий о том, что херсир оценивает, стоит ли воин той пищи, какую получает, и какой из него толк в драке.

Варша ухмыльнулся, не спуская глаз с Глама:

— Однако и от морочества бывает толк, что скажешь, гаутрек? Кто как не мои скальды позволили твоим кораблям подойти к острову?

К немалому удивлению Скагги, Глам насупленно молчал, Карри же, резко обернувшись, бросила на своего временного союзника недобрый взгляд.

— Пошли. Гламу стоит принять участие в совете, — грубо бросила она, теряя интерес к Скагги.

Мгновение спустя Скагги остался в унылом одиночестве.

Его кислое настроение не проходило, как не отступали и «я», мучительные мысли, даже когда он рухнул от усталости на соломенный тюфяк под навесом у ворот двора старейшин. В соломе, казалось, было полно камней и клопов. Он безостановочно ворочался, лишь изредка забываясь в зловещих снах. Когда в полночь гонец совета начал расталкивать спящих воинов, Скагги обнаружил, что его рот сводит горечью, и, хмуро огрызнувшись на разбудившего его мальчишку, отправился разыскивать Грима или Бранра.

Бранра он нашел без труда, посланник Круга распределял доставленные из кладовых оружие и доспехи, отправляя один за другим на стены небольшие отряды городских дружинников. Глам, по его словам, выехал с Карри из рода Асгаута к ее людям, охраняющим боевые корабли Рьявенкрика и драккары самой Карри, а к утру должен вернуться на двор совета.

— Вот что, — встрепенулся неожиданно Бранр, — глаз у тебя, ты говорил, зоркий. Отправишься сейчас на стену, Грим тоже сейчас где-то там.

Скагги постоял с минуту, размышляя, оскорбиться ему или нет, но Бранр уже совершенно забыл о нем, углубившись в спор с кривым ключарем, утверждавшим, что без одобрения Большого Ежегодного совета не смеет открыть клеть, где хранятся драгоценные вендельские клинки.

Следующие полчаса, пока он брел куда-то с одним из отрядов городской дружины, прошли для Скагги будто во сне. Воины тяжело шагали по освещенным факелами улицам и узким проходам между домами, а потом все выше и выше по крутым каменным уступам, похожим на лестницы. Очнулся Скагги, лишь когда они стали подниматься по длинному выложенному плитами скату. Копья неуклюже ударялись о стены, и люди спотыкались о валявшиеся под ногами осколки кирпича и булыжника. Один скат сменился другим, поворачивая все время направо под правильным углом, а третий повернулся вокруг своей оси — свернувшаяся кольцами змея кирпичной кладки все ползла к невидимым звездам. Уступы закончились, превратились в ступени, потом — в деревянную лестницу.

Дружинники спотыкались, пыхтели, истекая потом, на ощупь искали дорогу в колеблющемся свете факелов, через неравные промежутки укрепленных по стенам.

— Сколько нам еще ползти? — шепотом спросил Скагги у шедшего рядом с ним бородача. — Я думал, наше дело — охранять стены, а не луну.

— Уже недолго, остряк, — отозвался тот.

Пока они взбирались, Скагги, чтобы занять чем-нибудь мысли, размышлял, сможет ли он запомнить все повороты. Память у него за годы жизни у Тровина стала получше, чем у многих законоговорителей и скальдов, но если бы ему в спешке пришлось бы выбираться отсюда… Интересно, смог бы он восстановить в памяти все лестницы и склоны?

Наконец, спустя долгое время они вышли из поднимавшегося вверх туннеля. Промозглые, потонувшие в грязи улицы остались далеко внизу. Воины разошлись вдоль широкого каменного парапета, защищавшего в бою лучников, и многие, задыхаясь от усталости, опустились на дощатый настил. Осмотревшись, Скагги прикинул, где может находиться Грим, если он вообще тут, и направился к маленькой башенке на стыке вершин двух лестниц.

— Грим? — неуверенно окликнул он.

В крохотной каморке Грим при тусклом свете свечей изучал какую-то карту.

Обращенная к реке бойница была закрыта плащом, так чтобы наружу не проник ни один луч света. Дозорные захвативших противоположный берег Гаут-Эльва франков, без сомнения, всматриваются в крепость, ища слабые места в ее обороне.

Бродяга-берсерк, так неожиданно оказавшийся — если судить по отношению к нему городских старейшин и даже скальдов — знатным вождем, рассеянно поднял глаза, хоть и не сразу заставил себя сосредоточиться на том, кто стоял прямо перед ним.

— Бранр послал сюда два отряда и просил передать, что к утру пришлет еще людей Варши и часть дружины конунга Карри Рану.

— А, Скагги. — Грим, казалось, вернулся мыслями на землю. — Бранр мудро поступил, что прислал тебя сюда. Твои глаза здесь понадобятся. На совете говорили, что с франкских кораблей каждую из последних восьми ночей приходили штурмовые лодки. А теперь, когда они вне себя от бешенства, что через устье к крепости пробились корабли этой валькирии, они с тем большей яростью пойдут на приступ.

— Я готов, Грим, — осмелел вдруг Скагги, — во дворе совета поговаривают о колдовстве. Что оно-де сопровождает каждый их штурм. — Голос его предательски дрогнул. — Это ведь не скальдов колдовство, а?

Защити нас Один, подумалось Гриму, а рука сама потянулась начертить в воздухе руну Турисаз, а лучше… Но нет, он же поклялся…

— Останешься при мне дозорным.

Скагги подошел к низкой стене и сквозь узкую поперечную решетку стал вглядываться во тьму. Бойница расширялась к внешней стороне стены, что давало немалое преимущество. Минуту спустя подле него бесшумно возник Грим и, положив скрещенные руки на край бойницы, оперся подбородком на суставы пальцев.

— Что, эта река побольше Рива?

— Да, — согласился Скагги, с благоговение всматриваясь в водную гладь, по сравнению с которой бурный Рив казался лишь тонкой струйкой. — Франкам не переплыть ее незамеченными.

— Останавливать их придется после того, как они переплывут. Но обнаружить их и вправду будет несложно.

По всему противоположному берегу реки тянулась золотая линия мерцающих огоньков, очень похожих на рой светящихся ярких насекомых. Чтобы быть заметными с такого расстояния, костры должны были быть просто чудовищными.

— Похоже, они собираются сжечь весь лес на Гаутланде, — задумчиво проговорил Грим.

— Может, это обман, чтобы нас запугать?

— Возможно, — угрюмо отозвался тот. — Воины, пришедшие с Карри Рану, говорят удивительные вещи: верить не верится, и не поверить опасно…

Скагги напряг зрение, глядя на север, в сторону утесов, где в эту минуту должна была стоять дружина Карри. Затем посмотрел на юг, хотя знал, что топей в темноте не разглядеть.

— А далеко вдоль реки идут бивуачные костры?

— По словам рыбаков, еще вчера они тянулись от самого устья вплоть до болот — это на пару сотен саженей выше по течению. Похоже, армия франков собирается сейчас прямо против города. Понимаешь, крепость расположена на единственном на всем берегу месте, где воды реки спокойны и потому возможна удобная переправа. Севернее начинаются утесы и перекаты; а ближе к устью, да и вдоль всего побережья — топи и подводные камни. Переправляться там намного сложнее, а путь на остров по тому берегу им закрывают топи.

Грим был без шлема, на лбу у него блестели капельки пота.

Черные, слегка вьющиеся волосы, в которых уже начала проступать ранняя седина, трепал ветер. Отмахнувшись от какой-то надоедливой мошки, он вдруг совершенно неожиданно проговорил;

— Кто бы ни стоял во главе, он — великий вождь. Он нападет здесь. Рьявенкрик ему придется разрушить сразу же, если он надеется завоевать Гаутланд, а отсюда ему открыт путь на все три стороны: и на Йотланд, и на Страну Свеев, и на земли Харфарга.

Услышав гул голосов далеко внизу, Скагги перегнулся через парапет. К берегу причалили несколько рыбацких лодчонок, принадлежавших немногим смельчакам, которые пытались заниматься своим промыслом, несмотря на все напасти войны. Когда начали выбрасывать на берег рыбу, удушливый воздух заполнился радостными возгласами — еще несколько дней осады, и в Рьявенкрике может начаться голод. Глаза Скагги уже успели привыкнуть к темноте, и он без труда различал темные силуэты рыбаков.

В темноте проступали очертания каменного причала, разбитого самими рыбаками Рьявенкрика, чтобы помешать высадке франков. Все до единого торговые причалы вдоль берега под стеной были расколоты и торчали теперь из воды каменными зубьями, готовые распороть днища судов, которые подойдут слишком близко. Это произошло еще до прихода дружины Карри, так что морскому конунгу пришлось вытащить на берег корабли под южными стенами города. Прикидывая расстояние до этих обломков, Скагги заметил, что восточные стены намного выше западных крепостных ворот, хотя построены — судя по всему, в целях обороны частично на скалах. От зубцов верхнего парапета стены к усыпанной валунами равнине спускалась вниз гладкая кладка сторожевых башен.

Речные ворота, как и некогда великолепные причалы, были сильно повреждены, практически совершенно бесполезны, и перед захлопнутыми створками громоздились всевозможные искусственные преграды.

Даже жители Рьявенкрика не могли бы теперь воспользоваться ими. Рыбаки, должно быть, приплыли сюда на лодках откуда-то еще, с утесов или с болот. С востока Рьявенкрик был практически неприступен.

Скагги изучал широкую гладь реки и огни вдалеке. Дозорные сторожили лестницы и скаты, у костров тут и там под прикрытием парапета грелись, сидя на корточках, воины. То и дело слышались отдаваемые в полголоса приказы, призывы к Одину. Раз мимо них прошел Бранр со свитой мальчишек-гонцов — мелькнул и исчез, очевидно, вернулся на свое место на стенах.

Было уже далеко за полночь, когда Скагги внезапно наклонился вперед, почти лег на парапет и стал напряженно вглядываться в темноту.

— Что там? — Грим мгновенно оказался рядом.

— Я не уверен, мой господин. Лодка? Может быть, пловец?

— Или рыбаки?

— Нет, рыбаки уже ушли. Там что-то, чего там раньше не было. Посмотрите-ка на волны. — Скагги указал на мерцающее волнение на поверхности воды, стрелой нацеленной на стены.

— Твои глаза лучше моих. Что до меня, то я… я ничего не вижу.

— Легкая рябь на воде, вот сейчас уже совсем близко, не дальше пятидесяти локтей. — Скагги глянул на крючконосого воина, пытаясь прочесть что-либо на его лице.

Грим, похоже, не сомневался в его словах, но он и в самом деле ничего не видел. Вероятно, не видели и остальные дозорные: вдоль стен не раздалось ни одного крика тревоги.

Скагги ощутил неприятный холодок в груди и непроизвольно, даже зная, что ничего у него не выйдет, начертил в воздухе перед собой защитную руну. Ничего… или все же?.. Какое-то легчайшее покалывание в кончиках пальцев… Грим, заметив этот его жест, бросил на Скагги взгляд более чем странный. Уж не ненавидит ли и он тоже скальдов? Если он правильно все понял, то берсерк был сперва членом Круга, потом от чего-то отрекся, а сейчас, кто знает…

— Это — зыбь за кормой корабля, — решительно сказал Скагги.

Грим перегнулся через стену, рассеянно побарабанил пальцами по каменной кладке.

— Я все еще ничего не вижу. Где он, по-твоему, пристанет? Таинственное движение в воде даже сейчас оставалось едва заметным. Скагги, не отрываясь, следил за приближением необычной ряби — немного левее того места, где они стояли, и прямо против отвесной части стены. Грим проследил его взгляд.

— В самом деле? — кратко бросил он. — Пошли.

Грим был явно разгневан, хотя, как с облегчением сообразил вдруг Скагги, и не на него. Еще не понимая, куда они бегут, парнишка поспешил следом за крючконосым берсерком. Странное дело, ему нравился Глам, а к Бранру он с первого взгляда проникся безотчетным доверием, но вот этот странный многоликий человек, к которому послал его умирающий наставник, одновременно и пугал, и притягивал его. Они сломя голову неслись вниз по каким-то лестницам и скатам Скагги даже не думал, что их может быть так много или что Грим так хорошо знает этот выморочный город. Вот они спустились со стен, и Грим повел его мимо огромных охраняемых стражей ворот, потом нырнул в путаницу беспорядочных петляющих улочек, загаженных помоями. Сколько же Грим всего успел, пока я спал, подумалось Скагги.

Когда они проходили мимо ворот, стража, завидя их, подтянулась, ударила копьями оземь, проводив удивленными взглядами неизвестного им воина с повадкой херсира, столь свободно чувствующего себя в их городе, и следующего за ним по пятам парнишку со слишком тяжелым для него мечом. Скагги уныло подумал, что вдвоем они выглядят, как вышедший на охоту волк и сбитый с толку, плетущийся за ним детеныш.

— Можешь сообразить, далеко еще до того места?

— Нет, мой господин, думаю, мы совсем рядом.

— Хей! — окликнул Грим стражу. — Именем совета…

Четверо стражников в кожаных доспехах неподвижно стояли в узком тупичке, как-то странно опираясь на копья — будто повисли на них всем своим весом. Ни один из них даже не шелохнулся.

Казалось, они замерзли, стоя на посту.

На мгновение Скагги подумал, а вдруг это окоченевшие трупы, которые лишь хранят приданную им форму живых тел — Тровин даже сложил драпу о подобной уловке Оттара Седого. Гриму, очевидно, тоже была знакома подобная хитрость: обнажив меч, он осторожно, едва ли не крадучись, сделал пару шагов вперед. Вздохнув для храбрости поглубже, Скагги тряхнул за плечо одного из дозорных.

Тотчас же глаза дружинника широко раскрылись, и он отчаянно закричал, что есть силы вцепившись в куртку Скагги.

— Что? Что это? Почему… почему? Как? Почему? Слова выходили у него невнятно, как у человека, которого внезапно пробудили от глубокого сна. Дух нехорошего колдовства, казалось, наполнил улицу, сочился из щелей в каменной кладке, в то время как остальные дозорные, разбуженные криком первого, в жалком недоумении озирались по сторонам.

— Проходил здесь кто-нибудь? — безжалостно набросился на дозорных Грим. Вы кого-нибудь видели?

— Я… Я клянусь, херсир, здесь никого не было. Это… и сразу же появились вы двое…

Грим отошел к узкой расщелине сразу за костром стражи.

— Что это?

— Здесь участок изначальной, самой древней стены, — ответил старший.

Грим шепотом велел ему бежать за подкреплением. Дозорные сгрудились возле проема в стене, но в каменный провал решился последовать за Гримом только Скагги.

Скагги поднял повыше факел, а Грим принялся шарить сапогом в пыли, потом он вдруг опустился на колени, чтобы рассмотреть низкие кусты у самой стены. Скагги едва сдержал возглас удивления. Кустарник, здесь, в каменном городе?

Повинуясь приказу Грима, воины беззвучно по одному протискивались в узкий проход, собираясь вокруг черноволосого берсерка. Скагги затушил факел, теперь все они стояли, вслушиваясь в темноту. За стеной невысокого кустарника слышались позвякивание, шорохи и мужские голоса. Сердце Скагги провалилось куда-то в желудок, и в надежде подбодрить себя он вытащил из ножен меч, его примеру неожиданно последовали Грим и все остальные.

Снаружи что-то с глухим стуком упало, и вслед за этим немедленно наступила мертвая тишина, как будто невидимые труженики боялись быть услышанными. Затем работа возобновилась, заскрипел по камню камень. Сквозь кустарник мелькнул слабый отблеск пламени. Под звуки чужеземных ругательств и непрекращающееся ворчание стена понемногу разрушалась.

Враги равномерно подтачивали чрево крепости снаружи, прорываясь сквозь забытую щель в броне Рьявенкрика.

Скоро свет огней стал ярче, и через пробитую в кладке щель просунулись пальцы, закопошились в разворошенной гальке, выталкивая последние осколки камня наружу, в проход, где в полной тишине ждал Грим и его люди. Вот рука, покрытая каменной пылью и грязью, смела с пути остатки разрушенной стены, и внутрь образовавшегося прохода протиснулась человеческая фигура.

— Вперед! — заорал Грим, когда ничего не подозревавшие землекопы заползли в приготовленную для них ловушку. Свет факела высвечивал их всех — удобные мишени для притаившихся в темноте.

Не успели землекопы оправиться от потрясения, как голова одного из них повисла на не до конца перерубленных сухожилиях шеи, тело завалилось и струя крови забрызгала ближайшую стену. Второй выхватил кинжал, намереваясь расквитаться за зарубленного Гримом собрата, но Скагги отрубил ему правую руку в локте, а Грим с разворота прикончил несчастного. Оставшиеся двое развернулись и кинулись назад в расщелину, из которой только что вышли. Грим и Скагги бросились вслед за ними. Прорытый землекопами туннель стал их же могилой. Что ни говори, это был не поединок, а скорее истребление крыс.

Отирая о штаны окровавленный меч, Грим внимательно осматривал рукотворную пещеру.

— Они проделали эту свою нору через всю стену, — как будто не веря своим глазам проговорил берсерк.

В десятке локтей впереди виднелся второй выход, дальний конец туннеля: там — далекие огни лагерных костров освещали удаляющуюся рябь на воде.

Как это могло случиться? Как могли защитники города не заметить земляных работ в недрах стен своей крепости? Разумеется, такой туннель не проложить за одну ночь, и как могла стража не заметить лодки землекопов?

Воздух в туннеле был тяжелым от испарений земли и камня, но Грим чувствовал пропитавший это место совсем иной, знакомый и почти ненавистный запах — волшбы. Зная, что искать, теперь и сам он уже видел кильватеры невидимых лодок, которые упустила стража. Дело здесь, пожалуй, не в зоркости глаз… А ведь заметил-то их первым мальчишка. Быть может, Тровину Молчальнику все же удалось чему-то его научить?

Но чья же это волшба? Неужто кто-то из скальдов переметнулся на сторону врага?

Грязно выругавшись и помянув при этом всех до единого богов, Грим вдруг бросился к самому краю и выглянул наружу. Ширины отверстия хватало, чтобы просунуть голову и плечи. Землекопам, видимо, приходилось ползти на брюхе.

— Ты никого не видишь? — спросил Грим у Скагги, ощущая какую-то странную пустоту внутри.

— Нет, — так же пусто отозвался Скагги, — все же мне кажется, мгновение назад здесь был кто-то.

Однако оба понимали, что теперь они действительно одни. Не переставая сыпать проклятиями, Грим развернулся и пополз назад, пока не добрался до того места, где высоты туннеля хватало для того, чтобы встать и выпрямиться.

— Ничего, — прорычал он, — ни следа от него! Был же тут кто-то, а потом вдруг исчез!

Грим был не из тех, кто легко мирился с поражением. Он метался, словно великан-людоед, внезапно лишенный добычи. Испытывая не меньшее чем берсерк разочарование, Скагги, однако, и понимал, и не понимал причины гнева, или скорее даже бешенства берсерка, как будто его не только мучило то, что у него из-под носа сбежала добыча, как будто то бы было что-то еще и это «что-то» еще каким-то образом было связано с пропитавшим подкоп духом колдовства. Несколько дружинников Рьявенкрика просунули головы в замаскированное кустами отверстие и изумленно взирали на разбушевавшегося херсира. Наконец Грим пришел в себя и отрывисто приказал выволочь из туннеля тела.

— Туннель, — недоуменно пробормотал вислоусый дружинник, — должно быть, кладка просела… Какая-то слабина в камне…

— Думай головой, воин, — огрызнулся Грим. — Те камни были выворочены тайком, пока Рьявенкрик защищал свои стены над этими землеройками.

— Но… Как такое возможно?

Грим наградил его взглядом столь свирепым, что Скагги поспешил ответить:

— Это заклятия.

Вислоусый вздрогнул и забормотал молитву каким-то неведомым Скагги богам.

— Немедленно пригнать сюда рабов. Всех, кого удастся собрать, распорядился Грим. — Я хочу, чтобы эту дыру немедленно засыпали. Присмотрите, чтобы они завалили камнями саму расщелину, будем надеяться, что стена тогда любой подкоп выдержит.

Двое дружинников бегом бросились к площади двора старейшин, а Грим прислонился к серым валунам и задумчиво уставился на древнюю стену.

— Сколько сил потратили венделы на строительство этих стен! А теперь колдовство… — Лицо его скривилось.

Прикрикнув для острастки на нестройную колонну заспанных рабов и расставив дозорных, Грим наконец покинул тупик и направился назад к скату, ведущему на стены.

— Если есть какие боги, асы ли, ваны ли, эстские или вендельские, сохраните нас, — пробормотал себе под нос Грим.

И это берсерк Грим, печально известный, насколько успел разобрать Скагги, своим безверием во что-либо, кроме собственного доброго клинка да злого языка! Голос берсерка, взывающего к любым богам, какие только могли бы его услышать, напугал Скагги, почти так же, как и вражеские заклятия.

На стене Скагги снова вернулся к наблюдению за противоположным берегом. Долгое время он вглядывался в огни лагерных костров. Темнота сгустилась еще сильнее из-за затянувших небо облаков; напрягать зрение без отдыха было бессмысленно, да и тяжело. Скагги закрыл глаза и слегка расслабился.

Когда глаза отдохнули, он открыл их и не поверил тому, что увидел. Он бы мог поклясться всеми рунами футарка, что противоположный берег стал вдруг ближе, чем был раньше. Лагерные костры надвигались прямо на него. Мгновение спустя Скагги сообразил, что что-то, что раньше составляло часть берега, оторвалось от него и начало двигаться через реку.

Как и раньше, Грим очутился рядом прежде, чем Скагги успел его окликнуть.

Опасаясь невидимых врагов, Скагги пустился в объяснения чуть слышным шепотом, одновременно указывая рукой на реку. По всей стене перекрикивались дозорные, — значит, приближающиеся огни не видение и не обман измученных глаз.

Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, Грим отдал несколько отрывистых приказов, в ответ раздалось бряцание оружия и приглушенные ругательства разбуженных воинов. Площадка перед заграждением для лучников и проходы заполнились дружинниками в кольчужных рубахах и островерхих шлемах, а снизу, из города, к ним подходили все новые и новые, образуя вторую линию обороны. Те, кто пришел безоружным, застегивали шлемы и торопливо разбирали запасное оружие; у их ног наготове лежали копья.

Неожиданно на стене неподалеку от Скагги возник Бранр — посланец Круга то предостерегал, призывая к молчанию, то ободрял защитников, время от времени поглядывая на реку. Облака разошлись, но небо было затянуто белесой дымкой, сквозь которую бледным пятном смотрела луна. Даже при ее тусклом свете невозможно было не заметить, как блестят у Грима глаза. Было совершенно ясно, что он ждет не дождется случая дать выход ярости в доброй сече.

— Едва ли это обман, чтобы отвлечь нас, — сказал он, глядя на флотилию приближающихся лодчонок. — Старейшины Рьявенкрика говорили, что все предыдущие атаки были разрозненными, а если меня не обманывает зрение, эти лодки выстроились в единую линию.

— Мы разрушили их тайный подкоп, — ринулся рассуждать вслух Скагги. — Им ничего не остается, кроме как попытаться влезть на стены… — несколько ошарашенно закончил он — еще утром ему и в голову бы не пришло, что кто-то может попытаться вскарабкаться на стены Рьявенкрика.

Чтобы различить придвигающийся «берег», четверть часа назад обнаруженный дозорными, не требовалось уже напрягать зрение. Лодки всевозможных размеров и форм покачивались в волнах медленного течения реки, направляясь к узкой полоске берега у подножия стен. Для тех, кто изготовился к бою, стоя на стенах, время едва ползло. Теперь каждый разделял нетерпение Грима, горячо желая, чтобы кончилось наконец томительное бездействие.

Скагги тоже, пожалуй, был рад, что враг наконец зашевелился. Это первый в его жизни настоящий бой! И в ожидании этого боя он думал о Карри и Гламе, о, быть может, если повезет, ждущих его в Вальгалле, Тровине и Ульви, и вдруг вспомнил почему-то Веса.

Как его изменило то, с чем столкнулся он в заклятом кургане! Жаль, и весело же с ним было сидеть у костра, когда он обучал Скагги, тогда еще совсем мальчишку, вырезать зверюшек из чурок, или рассказывал, что читать можно не только руны, но и картинки…

Вес был тогда еще не конунгом, а так — непризнанным сыном старого Хакона, которого взяли на воспитание скальды. А поход в Уппланд окончился провалом: никакой добычи они не взяли, и Вес, одержимый жаждой собрать себе дружину, уговорил скальдов дать ему людей, чтобы раскопать древний курган. Это было вскоре после того, как Вес всю ночь провел подле замученного Эйриком Кровавая Секира уппландского конунга. Скагги уговорил тогда Тровина отпустить его с этим отрядом.

Скагги внутренне поежился, вспоминая о той ночи. Трэлы раскопали холм, но внутрь спустился один лишь Вес, да еще Скагги раз, когда воспитанник скальдов попросил подать ему света. Скагги помнил, как с плотного свода мелкой пылью сыпалась сухая земля, как угрожающе скрипели трухлявые деревянные подпорки, а Вес все собирал и собирал вендельское золото. Потом… они с Весом проломали обшивку захороненного кверху днищем корабля, звук был такой, как когда проломился у Гнилых Скал борт «Хронварнра», когда за борт корабля возвращавшегося с данью Тровина зацепились крючьями драккары Ристи Ярого. А в кургане воздух из отверстия вырывался с тоненьким заунывным свистом, словно хозяева мертвого драккара стремились выйти наружу…

Скагги только рад был убраться из кургана, когда на него буркнул хмуро старший товарищ…

А из тьмы потом возникли чьи-то фигуры, и Ульви, надсмотрщик над трэллами, упал со стрелой в горле…

Говорили, что в ту ночь Вес убил своего старшего брата… С той ночи стремительно вознеслась звезда младшего, непризнанного сына Хакона, ярла Сканей: каких-то пару лет достало ему, чтобы создать новое конунгство на севере Йотланда, отвоевав земли у конунга Дании Горма Старого. И бывший товарищ детских игр, ныне молодой конунг Вестмунд, внушал Скагги непонятно откуда взявшийся, но от этого не менее явный страх.

Чтобы ободрить себя, он стал вспоминать: Тровина, странствующих скальдов и их саги об удачных походах и славных битвах героев и о покровительстве Одина.