"Дети Брагги" - читать интересную книгу автора (Воронова Арина)

IV

В дальнем углу небольшой комнатки с низким закопченным потолком возле занавешенного плащом окна беседовали двое, правда, Гриму стоило большого труда сосредоточиться на их разговоре.

— Ага! Так это тот самый посланник, о котором судачили в Фюркате, — с удовлетворением проговорил Глам.

— Судачили? — нахмурился Бранр Хамарскальд. Грим не знал точно, откуда ему известно имя этого человека. Появился вроде под утро в кабаке какой-то верховой… — Круг отправил нескольких с перерывами во времени и в разных направлениях, чтобы замести следы. Однако мы не думали, что пересуды пойдут так скоро. Давно ты из Фюрката?

— С пол-луны. По правде сказать, я искал сына Эгиля без поручения Круга, на свой страх и риск.

— Зачем?

— Это дело между мной и Эгилем.

— Эгиль умирает, а может, к сему времени уже и мертв.

Слова холодной глыбой обрушились на мутный разум Грима. Перед глазами плыло, и в голове гудело от удара скамьей и выпитой браги. Сколько же рогов пива они с Бьерном в себя влили? И когда это было? Вчера?

— Позавчера, — холодно ответил Бранр.

Оказывается, он, Грим, разговаривал в слух. Да нет, сон это дурной, сон, и те горькие слова не были произнесены.

— Повтори, что ты сказал, — борясь с головной болью, прохрипел Грим.

— Позавчера.

— Нет, до того.

— Отец твой Эгиль умирает, а возможно, уже отправился к чертогам Одина.

Отец… Не может быть… Отречение от дара, наследия, Круга… Мысли путались, сбиваясь в единый вязкий ком.

— Как?

— Его ранил дружинник Косматого, это было в схватке у устья Раум-Эльва. Славная была сеча. Рана тяжелая, но от таких не умирают. Сын Лысого Грима потерял лишь кусок мяса с предплечья, у него еще достало сил перепрыгнуть на Харальдов драккар, прорубить себе дорогу к противоположному борту и прыгнуть на корабль Хегни-ярла. Корабли Хегни не пустили Косматого в Раум-Эльв, об этом ты еще услышишь в Фюркате. Эгиль же благополучно вернулся, но тут-то и началось что-то странное: рана зажила с невиданной быстротой, а отец твой стал угасать. Ни травники, ни даже Амунди-врачеватель не в состоянии его излечить. Травники да костоправы только смотрят во все глаза и руками разводят беспомощно. Амунди же с Оттаром будто подозревают что-то, а что делать, тоже не знают.

— А целительная сила… — начал было Глам.

— Ты хочешь сказать, заклятий? — прервал его Бранр. — В том-то и дело, что после каждой руны ему становится все хуже. Кто-то или что-то забирает у него силу. Грим, дед твой, — снова обратился к валявшемуся на брошенных на солому шкурах Гриму человек Круга, — бессилен сделать что-либо, к тому же он стар, и годы его мы тоже можем счесть по пальцам. Без тебя оборвется связь.

— Я не поеду.

— Тебя зовет отец.

— Я отрекся.

— Круг готов забыть о твоем отречении.

Фразу за фразой тяжело и непреклонно Бранр Хамарскальд гвоздями вбивал в Грима, которому сейчас хотелось лишь добраться до ковша браги или бочки с холодной водой. Да за глоток хмельного он согласится сейчас поехать куда угодно, но ведь не говорить же об этом. Грим обвел мутным взглядом комнату. В углу на соломе довольно храпел Бьерн, у стола, на котором, плавая в плошке сала, чадил фитиль, сидел Горе-скальд. Лицо старика было неподвижно, глаза как-то по-птичьи прикрыты веками, можно было бы даже решить, что он спит, если бы не мерное шевеление губ Глама — сочиняет, что ли, на горе слушателям?

Бранр продолжал смотреть на Грима в упор.

— Похмелиться, — не выдержал наконец тот. — А до тех пор и разговаривать не буду, — и, увидев презрительную усмешку посланца скальдов, потянулся за мечом.

— Принеси кувшин, — бросил Бранр куда-то в сторону, и за дверь метнулась щуплая фигурка.

— А это еще кто? — с трудом выдавил Грим.

— Скагги, посланный к тебе Тровином. Ты что, и его не помнишь? Не помнишь, как вы с Бьерном его напоили?

— Нет, — честно признался Грим. — А к чему Тровину посылать ко мне какого-то мальчишку?

— Вот это мы сейчас и выясним. А то он со всеми, кроме тебя, говорить отказывается. Твердит, что к тебе был послан.

— Один всемогущий! — Грим со стоном повалился назад на солому.

Мальчишка вернулся с кувшином, который опасливо протянул Гриму. Сын Эгиля жадно припал к краю, и горло, а за ним и нутро обожгло потоком огненной влаги. Однако намного легче ему не стало, только во рту появился какой-то гниловатый привкус. Грим едва не послал проклятия всем богам, но под тяжелым взглядом посланца Круга прикусил язык. Стоило ему только оторваться от кувшина, как к сосуду потянулась могучая лапа. Не просыпаясь, Бьерн влил в себя добрую половину его содержимого, ткнул кувшином куда-то в сторону Бранра и немедленно захрапел снова. Бранру не оставалось ничего иного, как принять кувшин. Подержав его с полминуты в руках, посланец скальдов понюхал содержимое, с отвращением отпил и поставил кувшин на стол — под локоть Гламу.

— Может, теперь ты выслушаешь меня?

— Ну?

— Именем Круга и рода отец и дед призывают тебя в Фюркат. Это все, что мне приказано тебе передать. Есть еще одно. Доставить тебя на Круг я должен даже в случае твоего отказа.

— Убив?

— Ранив, — и Бранр наступил на лежащий подле Грима клинок.

Волна неодолимой ярости взметнула Грима с соломенного тюфяка, исторгнув из его горла нечленораздельное рычание. Мгновение спустя, вцепившись в горло Бранру, он повалился на тюфяк. Не ожидавший нападения посланник мог только, задыхаясь, что было сил, отдирать от себя скрюченные пальцы, одновременно пытаясь достать обидчика коленом. Высвободив одну руку, Грим уже схватился за рукоять ножа на поясе Бранра, как железные тиски сдавили ему сзади шею.

— Ша, — сонно проурчал разбуженный, скорее всего Гламом, Бьерн Большой Кулак, однако пальцев не разжал. Не отпустил рукояти ножа и Грим. В комнате повисло недоброе молчание.

— Я же все равно тебя довезу, — прохрипел Бранр. Лицо его побагровело, язык едва ворочался. — А не я, так Хромая Секира.

Жажда крови отхлынула, оставив по себе похмельную слабость, тоску и унижение, — схватили как нашкодившего щенка. Отпустив нож, чтобы выбросить назад и вверх правую руку, Грим точно и зло рубанул по раненому запястью Бьерна и, высвободившись, скатился с Бранра. К его удивлению вместо того, чтобы ответить на удар ударом или на худой конец бранью, Бьерн проковылял несколько шагов до стола, влил в себя остатки браги из кувшина и рухнул на солому возле сидевшего в дальнем углу мальчишки. Минуту спустя из угла раздался могучий храп.

— Послушай меня, мальчик. Нет, уж уважь мой возраст, для меня ты, как ни крути, мальчишка, — медленно и устало заговорил Глам. — Я никогда не был другом твоему отцу, когда-нибудь ты, возможно, узнаешь тому причины, хотя одна из них ясна всем, кто видел даже не его, а тебя. Ваш род, — вид у Хромой Секиры стал такой, будто скальду хотелось сплюнуть, однако голос его звучал все так же доброжелательно и ровно, — всегда славился поганым языком вместо разума. Не в интересах моего клана видеть тебя в Фюркате, и тем не менее я взялся уговорить тебя вернуться. Даже пообещал это своему врагу.

Грим едва не выдал себя, расширив от удивления глаза — сколько он себя помнил, изворотливый Глам из рода Трюггви впервые открыто признавался во вражде к кому-либо.

— Мне достаточно твоего слова, Глам из рода Трюггви, — слава о его твердости разнеслась далеко. — Однако я не вижу причин возвращаться к тому, от чего отрекся я, и к тем, что отреклись от меня.

Ответом ему был недобрый смешок Бранра.

— Твой мозг столь одурманен хмелем, что ты не удосужился даже рассмотреть повнимательнее руну в кольце убитого тобой гонца.

— Какого гонца?

— Того приезжего, что пытался оторвать тебя от пьяной игры с ножом, опередил Бранру с ответом старик.

— Это был случайный удар, и я готов заплатить причитающуюся виру, огрызнулся Грим.

— Не в вире дело. Взгляни.

Сняв с пальца неприметный серебряный перстень, Бранр протянул его Гриму, которому пришлось заставить себя встать и на затекших ногах протащиться два шага к столу, где было чуть больше света. Тонкий ободок гладко отшлифованного металла покрывала незатейливая вязь, которая взгляду непосвященного не показалась бы рунами, но тот, кто умел их читать, ясно увидел бы, что в месте спайки черненые линии складываются во вписанные в круг руны Гебо и Йер.

Грим смотрел на кольцо, рассеянно барабаня пальцами по грубым доскам стола. Покачнулся, вцепился в край стола так, что побелели костяшки пальцев, краем глаза увидел ужас в глазах мальчишки: черты берсерка заострились, и на месте лица из провалов синих глаз глянул на него обтянутый кожей череп. До него ли сейчас — Грим смотрел на руны.

— Это значит, что выезжать нужно немедленно.

Слова давались ему с трудом. Сколько лет и усилий, браги и крови потратил он на то, чтобы вытравить из себя эту странную силу, источник взлетов и падений всех, кто когда-либо испил рунного меда поэзии. И несмотря ни на что, будто распускающийся из бутона невиданный цветок, она вновь овладевала его телом и разумом.

— Иного выхода нет, — опустошенно проговорил он.

— Утром, когда найдем лошадей, — так же опустошенно отозвался Бранр. Поручение Круга наполовину выполнено. — В Рьявенкрике нас ждет корабль, если мы сумеем вырваться с острова.

— Вырваться? — внезапно подал голос Бьерн, и оба скальда с немым удивлением обернулись к викингу: никто не заметил, что Большой Кулак проснулся и прислушивается к разговору. — А Гаутланд, что, в осаде? — В голосе его прозвучал веселый интерес, как будто он прикидывал, какую выгоду удастся извлечь из грядущих событий.

— Рана твоего отца и тревоги Круга — не единственные дурные вести, Грим, ответил за Бранра Хромая Секира. — фризы и франки перекрыли морские пути, флотилии галогалландских ярлов…

— Морские походы никому не зазорные, — возмутился Бьерн.

— …и опустошавшие фризское побережье, на этот раз собрали множество кораблей и двинулись на север, — продолжал, не обращая на него внимания, Глам. — Пал и разграблен Ниг. Те, кого удалось захватить в плен, говорят, что за ними придет не одна сотня длинных кораблей.

— Постой, — на этот раз его прервал Грим, — Бьерн прав, в набегах с моря нет ничего нового. Странно, конечно, что франки вышли в море — что из них, что из фризов мореходы никудышные. Но ведь в Восточной Англии даны получили отпор и на море, и на суше, так что такое уже случалось. Что же тогда тревожит скальдов?

— Вес или, если хочешь, конунг Вестмунд. Но об этом ты узнаешь в Фюркате. К тому же это не знакомые нам франки, это — потомки тех, кто ушел когда-то с Хрольвом, сыном ярла Ренгвальда. Их еще в Ванланде стали звать норманнами. Странно и то, что на бой они идут молча или с именем Одина на устах — хоть и поклоняются своему христианскому богу.

Глам умолк, давая фразе повиснуть, а молчанию затянуться.

— Они идут волной, сметая все на своем пути, и первой целью их станет Гаутланд и ключ к нему — Рьявенкрик. Оттару было видение, что есть нечто на острове бесконечно важное для этого странного воинства.

— Оттар с Эгилем полагают, сейчас они продвигаются по Фрисландским островам, занимая один остров за другим, затем наступит черед Рьявенкрика, потом Йотланда…

— Постой, — прервал его почти протрезвевший Грим, — а почему они не передвигаются по суше?

— Арнулфа-конунга остановил у Данвирка ярл Хакон. Высадиться севернее сын Хрольва не решается — от имени верховного тинга в Фюркате по всему побережью выставлены дружины. — Бранр помедлил. — Надо отдать должное их вождям, в здравом смысле им не откажешь. Куда разумнее прорваться к Гаутланду, провести флот в Скаггерак, а оттуда уже прямая дорога что в наши фьюльки, что на владения Харфарга, да и на страну свеев. К чему довольствоваться одним Йотландом? — Бранр невесело усмехнулся.

— А Харфарг?

— Харфарг с основным войском сейчас в Галогалланде, на его помощь, если он вообще согласится дать своих воинов, трудно рассчитывать, во всяком случае, сейчас. — Бранр плеснул браги в кружку, выпил, потом, поглядев на Грима и Бьерна, отправил мальчишку за вторым кувшином.

— Дружина Рьявенкрика велика, но сможет ли крепость выстоять в одиночку… — Грим в задумчивости провел кольцом по столу. — Вес не собирается выслать туда корабли?

— Когда я выезжал из Фюрката, об этом и речи не было. Грим в ответ только недоуменно поднял брови, но Бранр молчал.

— Едешь с нами, Бьерн? — спросил вдруг Грим собутыльника.

— Не сейчас. Возможно, еще напьемся вместе в кабаках Рьявенкрика, хохотнул великан.

— А что будет со мной?

Все четверо удивленно повернулись на голос. Из своего темного угла растерянно выбрался мальчишка, называвший себя воспитанником Тровина.

— Мой наставник, скальд Круга, послал меня к тебе. — Голос его чуть дрогнул.

«Не от страха ли?» — усмехнувшись, отметил про себя Бранр.

— Еще один посланник, — хмыкнул Грим, но мальчишка храбро выдержал тяжелый взгляд пронзительно-синих глаз. — Зачем?

— Не знаю.

— Не знаешь? Что ж, придется завернуть к Тровину в усадьбу. Пойдешь на это? Что, как он признает в тебе вора?

— Тровин мертв! — Мальчишка был бледен как полотно, даже губы у него и те побелели.

— Так, значит, Молчальник мертв, — протянул Глам. — И судьба скальда Норнам подвластна. Что это было? Открылась старая рана? Или лихорадка?

— Он сгорел.

В комнатенке повисло настороженное молчание. Стол и занавешенное плащом окно перед Гримом как будто качнулись, но, закрыв глаза, он на обратной стороне век вдруг увидел…

…колодец, жухлая трава, летний полдень, вода из колодца так холодна, что ломит зубы… Полдень неожиданно сменился вечером, и Грим увидел Тровина, сидящего на пороге, а рядом с ним…

— Тебя зовут Скагги, и ты — из рода Хьялти с Шетландских островов. Ты ходил в поход с дружиной Гутхорма и Тровина на «Хорнварне», а потом спустя пару зим исчез вместе с ним после того, как Вес… разрыл… привез старый клад, так?

— Да… — не совсем уверенно протянул мальчишка, потом лицо его вдруг просветлело. — Я вспомнил! Я тебя вспомнил! Ты прошлым летом приезжал к нам в усадьбу! У тебя еще тогда конь расковался…

— Верно, — без улыбки согласился Грим. — Так зачем Тровин отправил тебя ко мне и что сталось с самим стариком?

— Ну, не такой он уж был и старик, — буркнул Хромая Секира.

— Не знаю… Я… я не помню.

По лицу Скагги внезапно прошла судорога будто от ужасной боли, он покачнулся и рухнул бы, корчась, на дощатый пол, если бы Бьерн с удивительной для такой туши ловкостью на подхватил его, и осторожно, будто сжимал в кулаке сырое яйцо, не опустил на скамью. Мальчишка скатился на край, стал сползать, ноги у него непроизвольно подергивались.

— Рив… дощечка… Рив… — невнятно бормотал он сквозь стиснутые зубы.

С помощью дана Глам растянул Скагги на скамье и прижимал к ней судорожно подергивающиеся руки и ноги, пока Бранр откупоривал флягу, которая висела у него на поясе, чтобы влить в рот Скагги пару глотков пахнущего травами отвара. Вскоре мальчишка перестал корчиться и задышал ровнее.

— Рив — это река, которая южнее отсюда впадает в Гаут-Эльв, неширокая, но когда сходят снега, воды в ней прибавляется вдвое, и у порогов она бывает довольно бурной, — пояснил для Глама и Бранра Грим.

— Он поджидал меня у переправы, а потом отобрал дощечку с рунами и меч, а потом… — выпалил вдруг Скагги.

— А что, Тровин не учил тебя владеть мечом? — с едким удивлением поинтересовался Грим. Его вовсе не радовала перспектива нянчиться с неумехой да еще припадочным.

— Учил, — с обидой отозвался Скагги. — Этот путник обманом выкрал ее у меня… А меч… он ведь предлагал разделить с ним ужин… — Лицо его снова перекосилось не то от боли, не то от обиды. — Я пытался вернуть дощечку, мы схватились, — горячо затараторил он, — но песок у меня под ногами пополз, и мы оба скатились в Рив. А где-то у порогов я его потерял…

Говоря это, Скагги обращался к Бранру Хамарскальду, который вызывал у него больше доверия, чем хмурый Глам или переменчивый Грим. Посланник Круга скальдов был коренаст, широк в плечах, и кожа его обветрилась за время дальних морских походов. Похоже, Бранр любил вольный ветер, в отличие от Тровина, который большую часть времени проводил в каморке над рунами, или его соседей, коротавших свой век между амбаром, землянкой и кабаком. Бранр был моложе, чем, по представлениям Скагги, полагалось быть скальду, а резкие и суровые сейчас черты лица, если верить морщинкам у глаз и углов рта, должно быть, частенько скрашивала лукавая улыбка.

— Оставь его, Грим, — неожиданно вмешался Хромая Секира. — Ты пытаешься насильно вернуть потерянную память, дружок, — продолжал он, обращаясь к Скагги, — напрасно. Она не потеряна, только лишь скрывается где-то глубоко в тебе, а в отместку за твои старания скручивает тебя болью. Боюсь, с этим нам самим не справиться. — Он перевел взгляд на Бранра. — Надо бы отвезти его в Фюркат, показать Оттару с Амунди, может, они что придумают.

— Зачем? — все еще несколько неприязненно спросил Грим.

— Сам рассуди. Кто как не Тровин был ближайшим другом Весу? Кто как не он уговорил Круг поддержать его? А сам потом неожиданно исчез? И все это как-то связано с раскопанным курганом. Скагги, конечно, причины не знает, а вот с дедом твоим поговорить следует. Это во-первых. А во-вторых, не простой это, мне думается, был пожар. Не такой глупец был Тровин, чтобы преспокойно сгореть в собственном доме. И не стал бы он посылать мальчишку с какими-то вестями к тебе, не будь это что-то необычайно важное…

— Это не пожар был, — неожиданно вмешался Скагги, он уже оправился настолько, что смог сесть без посторонней помощи. — На нашу усадьбу напали, я насчитал пару дюжин человек…

— И ты бежал? — теперь неприязнь и обвинение зазвенели уже в голосе Бьерна.

— Тровин приказал мне, — снова принялся горячо оправдываться парнишка. Он, мне тогда показалось, заранее откуда-то знал, что они придут. Хотя, да возьмет меня Хель, я не слышал цокота их копыт. А Тровин… Тровин еще с вечера велел мне седлать коня… И когда окружили усадьбу, он сказал, что руны на дощечке важнее, чем его жизнь. — Голос Скагги предательски дрогнул. — И еще он сказал, что свое он здесь совершил.

В комнате снова повисло молчание, Скагги украдкой взглянул на крючконосого Грима и увидел, что лицо у того не гневное, а очень серьезное, усталое и какое-то даже печальное. Скальды обменялись взглядами.

— Нам нужна его память, — подвел итог размышлениям Бранр.

Грим вздрогнул, он давно уже отвык от того, чтобы кто-то читал его мысли, отвык от этого ощущения единения мастеров рун, как, впрочем, давно уже позабыл, что значит думать не только за себя и во благо одному себе.

К тому времени, когда они добрались до переправы через Рив, похмельный звон в голове Грима сменился тупой ноющей болью. Сама голова, казалось, готова была вот-вот расколоться на части. На душе было отвратительно, хотелось рухнуть хоть на голую землю, и спать, спать, спать… Хотя какое там спать, сновидения его теперь будут полны невнятных образов и тревожных знамений. Принесла нелегкая этого Бранра с его кольцом. В необходимость своего присутствия в Фюркате Грим не верил. Отец при смерти? Ну так для воина рана в бою — пусть и смертельная — не в диковину, смерть в бою — прямая дорога в Вальгаллу…

Плот перевозчика маячил у противоположного берега реки. Натянув поводья, Грим медленно, совсем как старый Глам, спешился, чтобы никаким резким движением не усилить ненароком головную боль.

— Эй, там! — окликнул Бранр дремавшего на деревянном настиле перевозчика, и Грим невольно поморщился.

Усиленный эхом крик заставил перевозчика вскочить на ноги, причем в руках у него тут же оказался обнаженный короткий и широкий меч. Завидев четырех, на первый взгляд, мирных путников, он наградил их щербатым оскалом.

— Переправишь нас?

— Едва ли кто переберется на ту сторону сам, так?

Грим с трудом удержался от какого-нибудь язвительного замечания.

— Значит, переправишь?

— За гривну.

Гриму хотелось не то зажать уши, чтобы не слышать этого перекрикивания, не то наградить перевозчика стрелой, чтобы покончить наконец с перебранкой. Будто прочитав его мысли, вооруженный перевозчик махнул рукой, мол, сейчас буду, и, орудуя шестом, погнал свой плот через реку.

Оглянувшись на спутников, Грим увидел, что Хромая Секира, воспользовавшись остановкой, задремал в седле, а Скагги с растерянным видом жмется к боку лошади.

— Что еще? — резко начал он, но в последний момент попытался смягчить грубость вопроса. — Неужто ты реки боишься?

— Боюсь, — неожиданно дал отпор мальчишка. В глазах его вспыхнул вызов. Любой боялся бы, покрути его Рив, как меня.

— Эге, да этого мальца, сдается мне, я однажды видел, — объявил вдруг выскочивший на берег перевозчик. — В начале весны, когда река совсем сердитая была, а?

— Видел, видел, — хмуро признался Скагги.

— А скажи-ка мне, добрый человек, что сталось с тем путником, которого я перевозил тогда за час до тебя?

— О чем это ты? — вмешался Бранр.

— Хватит болтать! — рявкнул Грим, которого вовсе не интересовали какие-то байки, — сам сочинять умел, да получше. — Ты перевезешь нас или нет?

— Может, перевезу, а может, и нет, — дерзко огрызнулся щербатый. — Сперва давай выясним, не ваш ли мальчишка разделался с проезжим человеком.

— Безбородый мальчишка с воином? — не унимался Бранр, искоса глянув, на понуро привалившегося к своему коню Скагги. — Может, расскажешь, что знаешь?

— Почему бы не рассказать. Путников на этой дороге немного, торговые караваны идут к Рьявенкрику той дорогой, что лежит южнее, там Рив не столь бурная и хутора встречаются чаще. А с тех пор как сожгли усадьбу целителя, так и вообще едва три-четыре гривны в неделю наскребаю. Но всех помню, на память пока не жалуюсь. Так вот, перевез я одного человека, был он пешим, но при оружии, и кошель у пояса болтался явно тугой. Поболтал со мной, вису добрую сказал и пошел себе дальше. Не успело солнце подняться к зениту, появился этот ваш малец, назвался вроде бы Скатти, верно?

— Скагги из рода Хьялти, — хмуро поправил его Скагги, — воспитанник целителя Тровина.

— Ах вот оно что, — протянул несколько опешивший паромщик. — Тогда, быть может, это меняет дело. Так вот, под вечер проезжали тут рьявенкрикские купцы, я еще спросил, не встретили ли они кого. Оказывается, нет, дорога пуста. Ни путников, ни следов кострища или схватки — ничего.

— Твой добрый человек меня и ограбил, — с трудом выдавил Скагги. — Ладно бы конь да сума, но он отобрал у меня дощечку Тровина! — Скагги все больше горячился. — Это последняя воля умирающего скальда! Я… я…

— Так это ее ты должен был мне передать? — впервые проявил интерес к разговору Грим.

— Да, — понурился парнишка.

— Сможешь найти место, откуда ты упал в Рив? — не дожидаясь ответа, Грим обрушился на перевозчика: — Так ты перевезешь нас или нет? — и потянулся за спину за секирой.

— Конечно, он нас перевезет, — веско сказал Бранр, опуская тяжелую руку на плечо Грима.

То место на высоком каменистом берегу, где деревья расступались, образуя небольшую прогалину, узким клином раздвинувшую подлесок, Скагги разыскал без труда. Упомянутые перевозчиком купцы не приметили ее просто потому, что от дороги прогалину скрывал невысокий, но густой кустарник. Скагги отчаянно не терпелось подробно описать, как было дело, где он получил удар ножом, где они с чернобородым катались по влажной земле, и откуда, когда песок и галька поползли у них под ногами, оба обрушились в казавшуюся сейчас вполне безобидной реку, но лица трех его спутников были задумчивы и сосредоточенны. Грим и Бранр спешились, чтобы обойти прогалину, внимательно оглядывая каждый кустик травы, но нашли лишь место старого кострища, причем Скагги не мог в точности сказать, то ли оно самое.

— Когда ты в последний раз видел дощечку, она была у него в руках? неожиданно спросил оставшийся в седле Глам.

— Да. Это было, когда я потянулся за ножом, — до меча мне было не достать, понимаешь? — он как раз наклонился к огню, чтобы разглядеть ее получше.

— Что, настолько было темно или он намеревался бросить ее в огонь?

— Смеркалось, и на мой взгляд, он вовсе не собирался ее жечь. Он еще насмехался надо мной, что раз у него есть дощечка, я ему больше не нужен.

— А что ты еще о нем помнишь? — внезапно поинтересовался подошедший сзади Грим.

Голос его звучал насмешливо, но без злобы, и с самой перебранки с паромщиком в глазах его то и дело вспыхивали лукавые шальные искорки.

— Росту примерно с тебя будет, черная борода, неказистый плащ, золотые наручи… — принялся перечислять Скагги, впервые не сжавшись под испытующим взглядом берсерка. — Меч короче твоего, но ножны дорогие, с серебряной насечкой. На поясе, — он неожиданно смешался, — не помню.

— Не помнишь, значит, не важно, — весело отозвался Грим и неожиданно почему-то подмигнул.

— Нет, еще одно, — встрепенулся Скагги, когда Грим уже собирался сесть в седло, — на поясе у него кроме ножа висело точило. И еще… — перед ним вдруг как живое предстало безжалостно ухмыляющееся лицо, вот губы раздвинулись, ухмылка превратилась в оскал. Что-то не так было в этом лице, понять бы только что именно. — Глаз у него был странный… — к своему удивлению выпалил он.

— Постой, постой, что значит «глаз странный»? — опередил Грима Бранр.

— Ну, он то ли не открывался, то ли не закрывался. — Скагги помешкал, подыскивая нужные слова. — А может, его вообще там не было…

Скагги окончательно запутался и нерешительно обвел глазами скальдов, те же мгновенно посерьезнели, переглянулись, как будто всех их посетила одна и та же догадка, и каждый пытался ее опровергнуть, отказываясь признавать, что такое возможно.

Бранр, желая, вероятно, оттянуть время, поднял руку и, раскрыв ладонь, без слов показал им кусочек полусгнившего дерева, на котором можно было все же разглядеть вырезанный кем-то значок.

— Это может быть кусок от дощечки Тровина? — сурово спросил он у Скагги, который, взяв щепку, задумчиво повертел ее в руках.

— Возможно, чернобородый выронил в драке дощечку, и она разломалась, ответил он, кладя щепку назад на ладонь Бранра знаком вверх.

— Ты знаешь, что это?

— Руна Ансуз. Руна Одина.

— Одноглазый чернобородый путник с секирой у пояса, знавший, что именно ты везешь, и поджидавший тебя на переправе, — подытожил их размышления Бранр.

— Бельверк, — откликнулся эхом Грим и с непонятным интересом поглядел на Скагги.

Глам Хромая Секира уж и вовсе смотрел на него с неподдельным изумлением:

— Если это и вправду был он, то как вообще тебе удалось остаться в живых?