"Томас Стернз Элиот. Убийство в соборе " - читать интересную книгу автора

сильней, чем мы. К несчастью, бывают эпохи, когда насилие становится
единственным способом для осуществления общественной справедливости. В
другую эпоху вы можете низложить неугодного архиепископа парламентским
голосованием и казнить его как изменника с соблюдением процедуры - и никому
не приходится мириться с тем, что его начнут называть убийцей. А в грядущем
и такие, весьма умеренные, средства могут оказаться излишними. Но если вы
теперь пришли к простому подчинению потребностей церкви интересам
государства, то не забывайте, что именно мы сделали в этом направлении
первый шаг. Мы послужили орудием при создании государства, которое вас в
принципе устраивает. Мы служили вашим интересам и заслужили ваши
рукоплесканья, и если на нас лежит какая бы то ни было вина, то вы делите ее
с нами.

Первый рыцарь

Над словами Морвиля стоит призадуматься. Он, как мне кажется, сказал
едва ли не все, что необходимо, для тех, кто был в силах следить за его
изысканными рассуждениями. Но, так или иначе, у нас остался еще один оратор,
и его точка зрения, думаю, отличается от уже изложенных. Если кто-то из
присутствующих еще не убедился в нашей правоте, то, полагаю, Ричард Брито,
отпрыск рода, прославленного своей верностью церкви, сумеет убедить и его?
Прошу вас, сэр.

Четвертый рыцарь

Предшествующие ораторы, не говоря уже о нашем предводителе Реджинальде
Фицесе, сказали немало, верного. Мне нечего добавить к их последовательным
рассуждениям. То, что я собираюсь сказать, можно выразить в форме вопроса:
кто же убил архиепископа? Будучи свидетелями этого прискорбного
происшествия, вы, вероятно, усомнитесь в правомерности такой постановки
вопроса. Но вдумайтесь в ход событий. Я вынужден, весьма ненадолго, пойти по
стопам предыдущего оратора. Когда покойный архиепископ был канцлером, он с
непревзойденным умением управлял страной, вносил в нее единство,
стабильность, порядок, уравновешенность и справедливость, в которых она так
сильно нуждалась. Но как только он стал архиепископом, его поступки приняли
прямо противоположный характер: он проявил полнейшее безразличие к судьбам
страны и, честно говоря, чудовищный эгоизм. Этот эгоизм все усиливался и
стал, вне всякого сомнения, буквально маниакальным. У меня есть неоспоримые
свидетельства тому, что, еще не покинув Францию, он заявил во
всеуслышание, дескать, жить ему осталось недолго и в Англии его убьют. Он
пускался на всяческие провокации; из всего его поведения, шаг за шагом,
можно сделать только один вывод: он стремился к мученической смерти. Даже в
самом конце он не внял голосу разума - вспомните только, как он уклонялся от
ответов на наши вопросы. И уже выведя нас из всяческого человеческого
терпения, он все еще мог легко ускользнуть: спрятаться и переждать, пока наш
правый гнев не повыветрится. Но не на такой поворот событий он рассчитывал:
он настоял, чтобы перед нами, еще охваченными неистовством, раскрыли ворота
собора. Надо ли продолжать? С такими уликами на руках вы, я думаю, вынесете
единственно возможный вердикт: самоубийство в состоянии помешательства. В
таком приговоре будет только милосердие по отношению к человеку, так или