"Ольга Елисеева. Дерианур - море света " - читать интересную книгу автора

слов. А рядом с императрицей великая княгиня чувствовала себя, как на
болоте без слеги. Одно неверное движение и...
Като одернула себя. Она стыдилась подобных мыслей. Давно пора
держаться увереннее. Она не одна, ее любят и уважают многие. Понимает ли
это Елисавет? Несомненно. Потому и злится. От бессилия. И сознания, что ее
собственное время ушло навсегда.
Ужин в доме обер-егермейстера был необыкновенно тяжел. Жареную на
вертелах кабанятину подавали в покои на втором этаже с помощью вращающегося
стола на длинной ножке-винте. Гости не видели ни лакеев, ни грязной посуды,
тарелки ускользали вниз и мгновенно заменялись новыми. Великокняжескую чету
отпустили рано. Елисавет не терпела, чтоб в ее интимном кружке
присутствовали болтун-племянник и его зазнайка-жена. "Пусть идут. Без них
веселее!"
Екатерина вздохнула с облегчением, оказавшись за дверями царских
покоев. Спальня Елисавет находилась в старом доме обер-егермейстера, а
наследнику отвели комнаты в новом, том, что "на леднике". Здесь было сыро,
штукатурка до сих пор не высохла, но уже кое-где отставала от стен толстыми
слоями, как пудра от щек немолодой кокетки. И все же цесаревна
почувствовала себя лучше, оставшись одна. Она досадовала только на то, что
сегодня придется провести ночь в кампании великого князя. О второй спальне,
конечно, никто не позаботился! Впрочем, царевич так напивался под вечер,
что все неудобство сводилось ко сну в обществе храпящего,
неудобопереворачиваемого человека, чей желудок поминутно бунтовал, против
излишка пунша.
Оставив жену в верхних покоях, великий князь отправился вниз,
нагружаться вином в обществе своих лакеев. Като предпочла посидеть часок
другой в гардеробной, почитать при свечах, пока Петр Федорович не уляжется.
Часа через два она на цыпочках вошла в комнату. Великий князь уже
спал. Он храпел, запрокинув голову, а на его тонкой шее птичьим зобом ходил
острый кадык. Стараясь не шуметь, Като осторожно прилегла на край кровати.
Одеяло было придавлено телом Петра и натянуть его на себя женщине не
удалось. Она взяла плед, закутала ноги и попыталась заснуть. Но сделать это
в таком сыром помещении было непросто. Като привыкла спать в тепле и при
открытых окнах. Холод и духота были ее врагами с детства.
Однако в комнате воздух казался так сперт от дыхания великого князя и
напоен винными парами, что через четверть часа у цесаревны разболелась
голова. Она встала и с раздражением толкнула окно рукой, разбухшая рама с
трудом поддалась. Петр Федорович пьяно заворочался, бурча что-то себе под
нос, но Екатерине было уже все равно. Она бухнулась на перину, пихнула мужа
в бок и рванула одеяло на себя.
Наконец ей стало тепло. Снизу послышался какой-то шум, точно трещало
дерево, но женщина уже погружалась в дремоту. Ей грезились сосны,
поскрипывавшие на холодном осеннем ветру, они раскачивались все сильнее и
сильнее и вдруг начали падать. Громадные стволы рушились на пол, проламывая
паркет...
Екатерина вскочила в кровати. Треск и грохот раздавались наяву.
Трещал весь дом: швы, перекрытия, потолок, паркет. А снизу слышался
чудовищный стук падающих деревянных свай. Стены рассыпались на глазах!
Като вцепилась рукой в плечо мужа и изо всех сил затрясла его.
-- Вставай! Вставай! Петр!