"Ольга Елисеева. Дерианур - море света " - читать интересную книгу автора

Иванович вспомнил неприятные истории о том, из чего делались такие облатки.
Желудевая мука, нечистая женская кровь, кал и мужское семя. Неужели правда?
Впрочем сейчас душа не испытывала никакого протеста. Человек идет по пути
бесконечных посвящений к абсолютной божественности. Что же странного, если
"тело и кровь" Господня оказываются элементами человеческих тел?
Причастие лежало на тонкой белой салфетке, покрывавшей гениталии
женщины. Поклонение совершалось ее живородной силе, и всякий раз, когда
Платон должен был целовать алтарь, он целовал согнутые колени своей
прекрасной помощницы.
Ивану Ивановичу почудилось, что сквозь жалобное блеянье флейты
слышится настоящее баранье: бе-е-е. Двое адептов в красном вывели на
середину зала маленького белого ягненка и, вскинув его на руки, понесли к
алтарю.
Платон поставил у ног женщины глубокую золотую чашу. Шувалов тот час
узнал ее. Это была посвятительная орденская чаша, называемая "Кровавой". В
ней смешивали вино и несколько капель крови неофита во время принятия
нового брата в ложу.
Длинным острым ножом священник перерезал горло барашку, и кровь
толчками хлынула в сосуд. Высоко подняв его над головой, Платон
провозгласил на всю храмину:
-- Агнец, будь столпом силы нашей! Дай нам власть над духами! И
заставь их исполнять наши желания! Да будет так!
После чего, макнув палец в чашу, он нарисовал на лбу, груди и коленях
женщины по алому кресту и начал обходить зал, окропляя присутствующих.
-- Да будет кровь Агнца на нас и наших детях! -- Хором отвечали все
на его благословение.
Затем Платон повернулся к пастве спиной, взял женщину на алтаре за
бедра, раздвинул их и решительно овладел ею.
-- Теперь сподобьтесь и вы, братья, -- провозгласил он, опуская рясу.
Вереница молящихся потянулась к причастию. Священник протягивал
каждому черную или красную облатку, смотря по чину адепта, и вливал в рот с
золотой ложки "вино", как обычный церковный кагор. Затем отступал от
алтаря, пропуская каждого для "полного соединения с богом".
Судя по движениям братьев, все они вели себя крайне сдержанно.
Шувалов пристроился в самом конце. Он надеялся, что к моменту причастия
дурман окончательно овладеет его головой, избавив от стыда и гадливости.
Однако паслен -- не самая сильная травка -- его действие краткосрочно.
Когда фаворит подошел к алтарю, мозги почти продуло. Платон на ложке
протянул ему черный бесформенный "хлеб", размоченный в "вине". Проглотить
все это без сильного горлового спазма было невозможно. Ивану Ивановичу
показалось, что его сейчас вырвет, но стоявший рядом иеромонах обратился к
фавориту с едва скрываемой усмешкой:
-- Был бы ты холоден или горяч. Но как ты ни холоден, ни горяч, то
изблюю тебя из уст своих.
Евангельские слова прозвучали здесь такой издевкой, что Шувалов едва
справился с желанием разрыдаться. Он помнил, что жженая травка до нельзя
обостряет чувства, и там, где раньше достаточно было поморщиться, сейчас
хотелось устроить истерику с битьем мебели.
"Изблюй меня! Изблюй из уст своих! -- Взмолился Иван Иванович, в
бессилии подняв голову к пустой крыше протестантской кирхи. Со штукатурных