"Ольга Елисеева. Дерианур - море света " - читать интересную книгу автора

сказать, сейчас полон храм.
Шувалов оглянулся вокруг. В помещении, кроме него, находилось человек
30, не меньше. Братья первых трех степеней. Фаворит не верил, что всех их
притягивает "левая рука". Скорее всего большинство, как и он, было
"приглашено" настойчивым приказом орденских начальников. Но даже если
происходящее понравится далеко не всем, по окончании службы никто не
осмелится гласно выразить протест. Будет нечто, что заставит их молчать.
Как заставило когда-то молчать его самого.
Два года назад императрица стала заметно охладевать к Ивану Ивановичу
и все больше внимания оказывать кадету Бекетову, скромному юноше без
всякого покровительства. Вот тогда-то родные Шувалова впервые привели
фаворита на такую мессу. Она служилась за упокой души восходящего царского
любимца. Бекетов, конечно, не умер, но через неделю весь с головы до ног
покрылся язвами неизвестного происхождения. Брезгливой Елисавет шепнули,
будто он подцепил дурную болезнь, и бедняга был удален от двора. А
императрица вернула свое расположение тихому Иван Ивановичу.
Впрочем, почему происходящее должно было не понравиться собравшимся?
Не все же так щепетильны, как Шувалов. Запах жженого паслена, шедший от
паникадил, указывал на то, что братья обрядоначальники позаботились о
возбуждающих веществах, от которых реальность теряла жесткие очертания. У
Ивана Ивановича уже начинало звенеть в голове. Что же говорить об
остальных? Они вдыхали дурман куда дольше и уже впали в сладкий транс.
Сизые струйки дыма скользили по церкви, сглаживая очертания молящихся.
Сипло звучал орган. Казалось, что его трубы простужены. Шувалов с
трудом узнал в странной, противоестественно-медленной музыке кантату Баха,
игравшуюся здесь на необыкновенно низких, утробных басах. Тоненькая флейта,
вплетавшаяся в пение церковного инструмента, предавала музыке что-то
неуловимо восточное. Сейчас фаворит не знал, точно ли ему неприятны эти
звуки.
Он заторможено следил за тусклым, пьющим взгляд действом,
разворачивавшимся у него на глазах. Что бы ни произошло, Иван Иванович
точно знал, что у него хватит сил только смотреть. Не думая. Не двигаясь с
места.
В глубине зала стоял алтарь с положенным на него черным матрацем.
Священник в вывороченной наизнанку рясе без рукавов вел службу на латинском
языке. Сколько Шувалову хватало знаний, она была оставлена из нескольких
католических месс: Святого Духа, Ангельской и заупокойной.
Называлось какое-то имя, но из-за скороговорки фаворит не мог
разобрать, чье. Подняв руки вверх, Платон зычным голосом провозглашал:
"Даруй ему вечный покой, Господи!" А весь зал дружно подхватывал: "Даруй
вечный покой!" Шувалову вдруг представилось, что служат по нему и,
торопясь, произносят его имя. От этой нелепой догадки Иван Иванович
развеселился и по противоестественности своей реакции понял, что дурман
начал действовать.
При очередном выкрике из-за резных дверей за алтарем двое адептов в
красных рясах вывели обнаженную женщину. Они помогли ей лечь на матрас,
свесив согнутые в коленях ноги и запрокинув голову. В скрещенных руках она
держала тонкие черные свечи. Платон поставил на ее впалый живот золотую
дароносицу и начал освящение даров.
В его пальцах мелькнули кружочки теста черного и красного цвета. Иван