"Евгений Елизаров. Ленин. Природа легенды" - читать интересную книгу автора

наступления, ибо последнее имеет своей целью не столько борьбу сколько
овладение, а из обороны, ибо последняя имеет своей непосредственной целью
борьбу, так как очевидно, что отражать и драться - одно и то же.8
Замечу, что Клаузевица Ленин знал: объемистое произведение выдающегося
военного мыслителя было изучено Лениным, что говорится, с карандашом в
руках. Правда, Клаузевиц (отдадим ему должное) говорит вовсе не о
нравственной ответственности за развязывание военных действий, он
исследует лишь логические начала науки о войне, ищет отправной пункт своих
теоретических построений...
Да, это так, обиходный портрет Ленина несет на себе заметные следы
ретуши: официальная мысль никогда не ограничивала себя в усилиях
изобразить человека, лишенного и тени сомнения в своей правоте, или,
скажем более "обтекаемо", в "правоте своего дела". Но в том-то и дело, что
в данном пункте ленинской характеристики сходятся не только идеологи, что
стоят на службе у созданного им режима, но и исследователи, исповедующие
совершенно иное социальное (и нравственное) Credo.
Так что же все-таки в основе: аберрация совести, или аберрация сознания?
Ни с точки зрения общечеловеческой нравственности, от века верной
абсолютам "не убий", "не укради", "не сотвори свидетельства ложна", ни с
точки зрения обычного человеческого сознания образ, запечатленный в
миллионах и миллионах книг, изваяний, портретов, не обнаруживает себя как
образ человека. Скорее, это подобие существа, стоящего вне рода
человеческого. Но нечеловеческим началом может быть только машина, и не
машино-ли подобный характер носят такие его качества, как возводимые до
степени абсолюта решимость, воля, отсутствие сомнений. Впрочем, машина -
это не очень благородно, что ли. Но вот другое, куда более пристойное для
вождя мирового пролетариата, измерение: ведь многое, очень многое в
определениях Ленина способно соперничать и с выкладками богословов,
веками оттачивавших мысль, пытающуюся дать определение Бога. Но, увы, и
здесь образ, по многим приписываемым ему качествам вполне укладывающийся в
теологический канон, вызывает в сознании не столько евангельские мотивы,
сколько - по горьком, но трезвом размышлении - откровения Книги Иова, но
только с усеченным финалом, т.е. с точкой, поставленной перед
вознаграждением страстотерпца за веру...
Может ли человек противостать лишенной нравственного начала машине? Можно
ли, подобно Иову, противостать существу, самый разум которого, подобно
разуму его гонителя, может быть настолько иным, что уже простое
соприкосновение с ним способно вызвать у смертного психическую (и
нравственную) травму?
Все те черты ленинской личности, которые явственно вырисовываются при
внимательном анализе его политических выступлений (понятых в самом широком
смысле, т.е. не только как печатные, но и как организационные политические
действия) позволяют понять, почему при явном отсутствии бесспорного
интеллектуального превосходства над своими - в том числе и потенциальными
- противниками этот человек сумел создать и практически полностью
подчинить своей воле партию поистине нового, ранее невиданного типа.
Партию, которая, в свою очередь, в течение весьма короткого срока сумела
подавить в побежденной ею стране решительно все, что хоть в малейшей
степени не устраивало ее. Однако представляется, что главной, определяющей
характеристикой, чертой, которая, собственно, и делала Ленина тем