"Евгений Елизаров. Исторические портреты (Петр I, Иоанн Грозный, В.И. Ленин) " - читать интересную книгу автора

Вечно искал он царей оскорблять, презирая
пристойность,
Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.
Муж безобразный, он меж данаев пришел к Илиону;
Был косолап, хромоног; совершенно горбатые сзади
Плечи на персях сходились; глава у него поднималась
Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом."

Ясно, что такому уродцу - не место рядом с теми великими, кто решает
судьбы городов и народов. Вот и присутствуют рядовые воины на этой сцене
только в роли безмолвных безликих статистов. Отсюда не случайно и то, что
вполне реальные герои, вроде Александра Македонского или одного из
величайших мыслителей древности Платона, должны были возводить свою
родословную к богам, чтобы легализовать дарованную им (происхождением,
случаем ли, талантом?) власть над обстоятельствами.
И вместе с тем именно в мифе о герое античное мировоззрение впервые
преодолевает смеренную покорность смертного перед трансцендентностью мира,
населенного олимпийцами.
Ведь все эти мифологические герои во многом воспринимаются нами отнюдь
не как существа какой-то иной природы, но как обыкновенные смертные люди.
Подвиги Геракла, победы Персея - отнюдь не предопределены. Первоначало всех
великих свершений кроется не в их божественном происхождении, но в
собственной доблести героев. Происхождение же, пусть даже самое высокое,
нисколько не гарантирует их от возможного поражения, и это подтверждается
уже тем, что многие из них в конечном счете действительно оказываются
побежденными: трагична судьба Геракла, безумие овладевает Беллерофонтом,
великий герой Афин Тезей изгнанником скитается на чужбине, страшна участь
Эдипа...

Именно это впервые осуществленное противопоставление героя слепой
стихии Рока и делает возможным становление новой нравственной ценности,
осознанной лишь в лоне христианства и христианской культуры.
Разумеется, становление этой новой ценности еще совсем не означало
собой автоматического переосмысления места и роли человека в историческом
процессе. Об этом свидетельствует уже хотя бы то, что и через пятнадцать
столетий отстаиваемая Эразмом Роттердамским мысль о свободе воли вызвала
резкую отповедь со стороны такого реформатора церкви, как Лютер. Но было бы
и наивным рассчитывать на какие-то моментальные сдвиги. "Развитие
человеческого духа, - вновь процитируем Пастернака, - распадается на
огромной продолжительности отдельные работы. Они осуществлялись поколениями
и следовали одна за другой. Такою работою был Египет, такою работой была
Греция, такой работой было библейское богопознание пророков. Такая последняя
во времени, ничем другим пока не смененная, всем современным вдохновением
свершаемая работа - христианство". Библейские сказания наглядно
свидетельствуют об этом. Нравственный закон, концентрированно изложенный в
Нагорной проповеди Христа, принципиально отличается от того, которым
руководствуется иудейское общество ветхозаветных времен. Бездонная пропасть
пролегает между ними, и в эту пропасть легко укладываются почти полтора
тысячелетия. Но необходимо помнить, что Новый завет - это отнюдь не свод уже
утвердившихся в обществе истин, не свод начал, уже ставших действительными