"Стенли Эллин. Выройте себе могилу [D]" - читать интересную книгу автора

поэтому нам надо купить одежду, а к ней чемодан, чтобы сложить ее туда. А
когда мы туда приедем, мы купим маленький домик...
- Домик! - Лицо мадам стало совершенно белым.
- Да, маленький домик. Скромный, но с электричеством. И еще нам нужен
мотоцикл - нам же придется много ездить.
Мадам Лагрю, заломив руки у пышной груди, раскачивалась из стороны в
сторону. Время от времени она поднимала глаза на мольберт и тут же поспешно
опускала их.
- Боже мой, Боже мой, - взывала она с подвываниями в голосе, - чем я
заслужила такое обращение?
- Да, вот еще что, - безжалостно продолжала Фатима, - немножко pour
boire[*На чай (франц.)], чуть-чуть деньжат, чтобы мы, как все приличные
люди, могли открыть счет в банке. Вот и все, что мне нужно для счастливого
будущего, мамаша. У тебя есть голова на плечах, так что сама все сосчитаешь.
- Она еще раз помахала листком бумаги. - Но смотри, считай как следует.
Запомни: у тебя только один шанс, не промахнись.
Несмотря на всю ярость и отчаяние, мадам принялась лихорадочно считать.
Деньги на дорогу до Алжира, так, триста франков, нет, четыреста. Нет, пусть
будет пятьсот, лучше не рисковать. Еще пятьсот, не меньше, на покупку одежды
для двух оборванцев. Положим еще сто на чемодан. На дом, пусть даже глиняную
хижину, но с электричеством! Из груди мадам исторгся громкий стон. Сколько
же, черт возьми, это будет стоить? Может быть, семь или восемь тысяч? Да еще
эта дрянь хочет pour boire и мотоцикл. Конечно, нет смысла высчитывать все
до франка. Самое лучшее, округлить до десяти тысяч.
Десять тысяч франков! Ледяной вихрь, кружась и завывая, ударил в лицо
мадам Лагрю, и она чувствовала, как погружается в снежную пучину
безысходного горя.
- Ну так что же? - пытала ее Фатима. - A vous la balle, Madame.
- Я обращусь к властям, - прохрипела мадам Лагрю. - Придет полиция и
уничтожит эту гадость.
- Не расходись, жадюга. Это произведение искусства, и тебе, как и мне,
прекрасно известно, что произведения искусства не уничтожают только потому,
что они кому-то пришлись не по вкусу. Ладно, хватит заниматься чепухой.
Сколько ты предлагаешь?
Мадам не отводила глаз от листка бумаги в руке своей мучительницы. Хотя
бы мельком увидеть, что там написано!
- Десять тысяч, - выдохнула она.
На лице Фатимы появилось выражение крайнего презрения, губы ее
скривились, и мадам с ужасом поняла, что ошиблась, подсчитала все слишком в
обрез. Перед ее глазами возникли толпы зевак, собравшихся перед витриной
Флореля, с восторгом глазеющих на непристойную картину. Она представила, как
они собираются возле ее галереи, плотоядно ухмыляясь и подзуживая друг
друга, в надежде насладиться ее позором. Она никогда не сможет выйти из
дому. Ее ждет крах через месяц, через неделю...
- Стойте! - умоляла она. - Я хотела сказать: пятнадцать тысяч! Ну
конечно же, пятнадцать. Я сама не понимаю, как это случилось, это ошибка,
сорвалось с языка!
- Ты сказала - десять.
- Клянусь, это ошибка! Возьмите пятнадцать. Я настаиваю, чтобы вы их
взяли.