"Харлан Эллисон. Бег с черной королевой" - читать интересную книгу автора

пуста. "Прощай, Кэти", - успел подумать он. Мысль о ней становилась все
более расплывчатой, смутной, еще немного - и он навсегда забыл о ней.
- Здесь запрещено спать! Эй, парень, давай отсюда, - произнес чей-то
голос над самым его ухом.
Он поднял глаза. Полицейский рассматривал его, сочувственно кивая.
Покрасневшие сосуды на одутловатых щеках и носу свидетельствовали о том,
что крепких напитков он отнюдь не чурается. "Ты бы сам запил, если бы
каждую ночь торчал на улице, да высматривал пьяниц", - сказал себе Алан.
- Я не сплю, командир, - произнес он вслух и поднялся на ноги. -
Просто задумался, за луной наблюдаю, размышляю о том, как неумолимо бежит
время.
В новой жизни у него, судя по всему, обнаружился дар красноречия. Это
ему понравилось.
Он шагнул на тротуар. Осмотрелся: квартал аккуратных, ухоженных
особняков; движение на улицах незначительное. Первая машина, которую он
заметил за это время, двигалась на воздушной подушке, не оставляя после
себя неприятного дыма и запаха.
Полицейский внимательно рассмотрел его и отступил назад, чтобы
увеличить дистанцию между ними на случай, если в руке у нарушителя порядка
появится оружие. Внезапно выражение его лица изменилось. Он отметил
дорогой, хорошего покроя костюм, начищенные туфли, в блеске которых
отражались огни уличных фонарей. Произвели на него впечатление тщательно
выбритые щеки, аккуратная стрижка и едва уловимый аромат дорогого лосьона
после бритья.
- Простите, если потревожил вас, сэр. Я-то думал забулдыга какой
прикорнул.
- Ничего страшного, командир. Все равно сидеть тут становится
холодно. Что-то задержался я по дороге домой.
- О... неужели мистер Джастмен?
Теперь лицо Алана было хорошо различимо в электрическом свете. Алан
улыбнулся полицейскому.
- Передавайте от меня привет вашей матушке, мистер Джастмен.
Мощной левой ручищей он прикоснулся к черному лаково блестевшему
козырьку фуражки - жест столь же традиционный, как и то почтение, с
которым мелкие городские служащие относятся к высокопоставленным семьям.
Полицейский скрылся за углом, но Алан Джастмен все еще продолжал
раздумывать, идти ли ему немедленно домой.
Резкий, пронзительный звук саксофона, вспоровший это пустое
мгновение, донесся из освещенного окна. "Идти домой придется, ничего не
поделаешь, - решил он, и при мысли об этом ему представился водоворот,
затягивающий его в свою зловещую, мутную глубину. - Надо идти. Мать будет
волноваться".
Он вошел в полутемный коридор. Единственный источник света здесь,
украшенный бусами светильник, стоявший на шкафу, позволял смутно
разглядеть часть лестницы, ведущей на верхний этаж. Там, на площадке, он
заметил инвалидное кресло матери. Значит, ее уложили в постель, и дневная
сестра ушла, предоставив мать суетливым заботам ее шутовской камарильи.
Он помедлил, опершись на перила. Сверху доносился неприятный, резкий
смех и отвратительное бренчанье ситара, которое будет преследовать его всю
ночь.