"Харлан Эллисон. Вместе с маленьким народцем" - читать интересную книгу автора

значительно шире, а редактор спал с составительницей ежегодных антологий,
которая выпускала самые престижные сборники "Лучшие рассказы года". Так что
Реймонд за несколько месяцев до того, как ему исполнилось девятнадцать лет,
обнаружил свою повесть в оглавлении одного из таких сборников, как раз
между стилизацией Кэтрин Энн Портер и картинкой из жизни, подсмотренной
Айзеком Башевицем Зингером.
Его первый авторский сборник вышел в свет, когда Реймонду было всего
двадцать. Редактор пришел в восторг от книги и послал ее Сарояну и Капоте,
а потом специальной почтой Джону Кольеру. Предварявшие издание статьи в
"Книжном обозрении Тайме" иначе как вопиющими назвать было нельзя. Слово
"гений" появилось восемь раз, и это меньше чем на половине страницы.
Ноа Реймонд был невероятно плодовит и к тому моменту, как ему
исполнилось двадцать пять, выпустил семь книг, а библиотекари ставили его
книги не в секцию "научная фантастика/художественная литература", а держали
их в отделе "современной литературы". Когда писателю исполнилось двадцать
шесть, его роман "Каждое утро, на заре" был признан лучшим в клубе "Книга
года" и стал претендентом на получение Национальной книжной премии.
Личные бумаги Реймонда было решено хранить в библиотечном архиве
Гарварда, а сам писатель отправился в Европу с серией лекций, которая
принесла ему еще большую известность и немалые деньги.
Однажды в августе наступила пятница - если точно, это было двадцатое
число, без двадцати минут двенадцать ночи (иногда скрупулезность бывает
очень полезной штукой), - а Ноа Реймонд исписался. Вот так, просто и без
затей, совершенно и ужасно... исчерпал себя.
Он написал последнее оригинальное слово последнего оригинального
предложения, пришедшего ему на ум, и неожиданно обнаружил, что не в
состоянии придумать ни одной, даже самой крошечной идейки для нового
творения. На Би-би-си ему заказали рассказ, из которого можно было бы
сделать часовую пьесу, а он не имел ни малейшего представления о том, как
подступиться.
Реймонд потратил на размышления целый час, но в голову лезли лишь
бредовые идеи об одноногом моряке, который сражается с огромной белой
рыбиной. Он с возмущением отбросил их, как совершенно бесполезные - от них
так и разило кретинизмом.
Впервые в жизни с того самого момента, как Реймонд обнаружил, что
обладает талантом рассказчика, волшебный дар, позволявший ему нанизывать
слова, точно жемчужины на нитку, так что они проникали в самые глубины
человеческих сердец, он понял, что источник новых идей иссяк. Он больше не
в состоянии сочинять милые коротенькие сказки о мире, каким хотел бы его
видеть, о мире, существовавшем в его душе и населенном полнокровными,
цельными персонажами, гораздо более реальными, чем те, с кем ему
приходилось иметь дело каждый день. Его голова превратилась в бескрайнюю
равнину, на которой ничего, совсем ничего не произрастает, ничто не радует
глаз путника... серая пустыня без горизонта.
Он просидел всю ночь перед пишущей машинкой, пытаясь заставить
воображение работать, посылая его в далекие, сказочные страны. Только
получалась какая-то пустая ерунда, сознание возвращалось домой с пустыми
руками, словно сознание дождевого червя.
Наконец, когда занялся рассвет, Реймонд обнаружил, что плачет. Положил
голову на машинку, на холодные металлические клавиши, и разрыдался.