"Харлан Эллисон. Зверь, в сердце мира о любви кричащий" - читать интересную книгу автора

наброшенном на плечи подобии тоги, с тюбетейкой на макушке. В левой руке
фигура сжимала непонятное устройство, навроде детской игрушки из колечка с
шариком, - опять-таки из невесть какого вещества. Лицо статуи выражало
странное блаженство. Высокие скулы, глубоко посаженные глаза, узенький,
почти нечеловеческий ротик. Крупный нос с широкими ноздрями. Гигантская
статуя нависала над искореженными и опаленными нелепой криволинейной формы
строениями какого-то давным-давно позабытого зодчего. Все члены
Экспедиционного Корпуса сразу подметили странное выражение на лице статуи.
Догадок на сей счет было высказано немало. Но ни один из этих людей,
стоявших под роскошной медно-красной луной, что делила вечернее небо с
опускавшимся за горизонт солнцем, совершенно не схожим с тем, которое
теперь едва-едва посвечивало над Землей, немыслимо отдаленной от
астронавтов во времени и пространстве, - никто из них и слыхом не слыхивал
про Уильяма Стерога. Никто из них и понятия не имел, что блаженное
выражение на лице гигантской статуи в точности совпадает с тем, которое
изобразил на своей длинной физиономии Билл Стерог, когда суд последней
инстанции готов был приговорить его к смертной казни в газовой камере. Билл
тогда сказал:
- Я люблю вас. Правда люблю. Весь мир. И всех людей. Люблю вас -
Господь свидетель. Люблю- Всех!
Если по правде, он не говорил. Он кричал. Дико и бешено.
В Гдекогдании - после прохода тех мысленных интервалов, что зовутся
временем, - тех умозрительных образов, что именуются пространством. В
другом "тогда", в ином "теперь". По ту сторону представлений; там, что в
маразме упрощений наконец решились назвать "если". Сорок с лишним шагов
вбок - нопозже, много позже. Там, в центре из центров, откуда все стремится
вовне, невообразимо усложняясь и усложняясь, где таятся загадки симметрии и
гармонии, - в том самом месте, где все распределяется равномерно и вносит
меру в остальное мироздание. Там, откуда все началось, начинается и вечно
будет начинаться. В центре. В Гдекогдании.
Или: за сотню миллионов лет в будущем. И: в сотне миллионов парсеков
от самого дальнего края ведомого космоса. И: в несчетных искривлениях
параллаксов по ту сторону миров параллельного существования. Наконец: в
рождаемую умоиндуцированными скачками в запредельность бескрайнюю сферу,
неподвластную человеческому разумению. Там, там: в Гдекогдании.
Маньяк ожидал на лиловатом уровне - скорчился в более темных пурпурных
размывах, отчаянно пытаясь спрятать изогнутую, будто крюк, фигуру от
навязчивых преследователей. Дракон, приземистый, с округлым туловищем, -
как же усердно подбирал он под себя жилистый хвост! Небольшие плотные
пластины панциря дыбом встали над выгнутым хребтом. Пластины прикрывали все
тело - аж до самого кончика хвоста, острые как бритвы - только притронься.
Короткие когтистые лапы сложены и прижаты к могучей груди. Семь голов с
песьими мордами древнего Цербера. Каждая голова ждет и следит, следит и
ждет глаза горят голодом и безумием.
Дракон не сводил глаз с ярко-желтого светового клинышка, пока тот по
случайной траектории двигался в лиловатом, все приближаясь и приближаясь.
Понимая, что ему не сбежать, маньяк не мог даже двинуться с места -
малейший жест сразу выдаст его, а световой фантом мигом отыщет. Страх душил
беглеца. Проклятый фантом уже преследовал его через невинность,
застенчивость и девять других эмоциональных задвигов, за которыми пытался