"Джеймс Эллрой. Кровавая луна" - читать интересную книгу автора

засмеялись, а Уайти напоследок пнул его еще разок.
Он лежал, пока не убедился, что никто не придет, вспомнил свою
возлюбленную и вообразил, что она здесь, с ним. Ее головка покоится у него
на груди, она шепчет, как ей понравились его сонеты. Он посвятил их ей.
Наконец он поднялся на ноги. Идти было трудно, при каждом шаге
стреляющая боль пронизывала все его внутренности, поднимаясь до самой груди.
Он ощупал лицо, покрытое чем-то засохшим. Кровью, наверное. И принялся
яростно тереть щеки рукавом, так что по коже побежали свежие струйки крови.
От этого ему стало легче. Он вспомнил, что не заплакал, не унизил себя
слезами. Стало еще легче.
В большом квадратном дворе дети из младших классов играли в салочки.
Поэт медленно пересек двор, каждый шаг оборачивался пыткой. До него не сразу
дошло, что по ногам бежит теплая жидкость. Он завернул правую штанину и
увидел носок, пропитанный кровью, смешанной с чем-то белым. Сняв носки, он
дохромал до выложенного мрамором "Коридора славы", запечатлевшего спортивные
достижения школьных команд, и вымазал кровью высеченные золотом по мрамору
надписи вдоль всего коридора - от "Афинян" 1963 года до "Дельфийцев" 1931
года. В башмаках на босу ногу поэт вышел через южные ворота школы на
Гриффит-парк-бульвар. В голове крутились обрывки стихотворных строк и нежных
рифм, предназначенных для возлюбленной.
Увидев цветочный магазин на углу Гриффит-парк и Гиперион-стрит, он
понял, что туда-то ему и надо. Страшно было даже подумать, чтобы с
кем-нибудь заговорить, но, собрав в кулак всю свою волю, он вошел, купил
дюжину красных роз и велел послать их по заветному адресу. Этот адрес он
знал наизусть, но никогда не посещал. Выбрав карточку без надписи, он
нацарапал на оборотной стороне несколько слов о том, что любовь вплетена в
его кровь. Потом вложил карточку в коробку с розами, и цветочник заверил
его, что посылку доставят в течение часа.
Поэт вышел из магазина. Оставалось еще два часа до темноты, а идти было
некуда. Эта мысль привела его в ужас. Он попытался сочинить оду угасающему
дню, уничтожающему страхи, но разум отказывался ему служить. Его опасения
переросли в панику, он рухнул на колени, рыдая в поисках единственного
слова, которое могло бы все исправить, все вернуть назад.


ГЛАВА 2

Двадцать третьего августа 1965 года, когда Уоттс [Уоттс - большой
негритянский район Лос-Анджелеса, где в 1965 году вспыхнули серьезные
волнения] взорвался в дыму и пламени, Ллойд Хопкинс строил из песка замки на
пляже в Малибу. Мысленно он заселял их членами своей семьи и персонажами,
рожденными его гениальным воображением.

Вокруг долговязого двадцатитрехлетнего Ллойда собралась целая толпа
детишек. Они жадно наблюдали за строительством, но не вмешивались, испытывая
инстинктивное почтение к великому уму, который угадывали в этом высоком
молодом человеке, чьи руки с удивительной ловкостью лепили подъемные мосты,
рвы и крепостные стены. Ллойд ощущал странное единение с детьми и со своим
разумом, который воспринимал как некую отдельную сущность. Дети следили за
ним, и он чувствовал их нетерпение, их желание быть рядом, интуитивно