"Густав Эмар. Вождь окасов " - читать интересную книгу автора

кирпичных стен, пространство между которыми заполнено землей, и служащая к
защите жителей от наводнений. Кордильерские горы, с вершинами, увенчанными
вечными снегами, хотя и отдалены от города на восемьдесят километров, но как
будто парят над ним и представляют величественнейшее зрелище.
5 мая 1835 года, в десять часов вечера, удушливый зной тяготел над
городом; в воздухе не было ни малейшего ветерка, на небе ни одного облачка.
Сантьяго, город обыкновенно такой шумный и веселый, казалось, был погружен в
мрачную печаль. На балконах и в окнах, правда, видны были мужские и женские
лица, но выражение их было серьезно, взоры всех были задумчивы и тревожны.
Повсюду, на улицах или у дверей, стояли многочисленные группы,
разговаривавшие шепотом и с живостью. Из дворца беспрестанно выходили
ординарцы и скакали по различным направлениям. Отряды солдат выходили из
казарм и с барабанным боем отправлялись на Большую Площадь, где становились
в ряды, безмолвно проходя посреди смущенных жителей.
Большая Площадь в этот вечер представляла необыкновенное зрелище.
Факелы в руках людей бросали красноватые отблески на собравшихся, ожидавших
важного происшествия. Изредка поднимался какой-то странный ропот, как будто
шум моря перед бурей, шепот целого встревоженного народа, выражение грозы,
собиравшейся во всех этих стесненных сердцах.
Десять часов медленно пробило на соборной колокольне. Тотчас же в рядах
солдат послышались голоса офицеров, отдававших приказания, и в одно
мгновение толпа, раздвинутая во все стороны, с криками и ругательствами,
сопровождаемыми ударами ружейных прикладов, разделилась на две почти равные
части, оставив посреди площади обширное свободное пространство. В ту же
минуту вдали раздалось погребальное пение, тихое и однообразное, и длинная
процессия монахов потянулась по площади. Монахи эти принадлежали к ордену
братьев милосердия. Они шли медленно, - по два в ряд, с опущенными на лицо
капюшонами, потупив головы, скрестив руки на груди и напевая De procundis.
Посреди них десять кающихся несли каждый по открытому гробу.
Позади монахов ехал кавалерийский эскадрон, а за ним шел батальон
милиции, посреди которого десять человек, с обнаженными головами, с руками
связанными за спиной, ехали на ослах, лицом к хвосту. Каждого из ослов вел
за узду монах; отряд копьеносцев замыкал эту печальную процессию.
При крике: "Стой!", произнесенном командиром войск, расположенных на
площади, монахи раздались направо и налево, не прерывая своего погребального
пения, и осужденные остались одни посреди площади на месте, приготовленном
для них. Эти люди принадлежали к знатнейшим фамилиям страны. Занявшись
некстати политикой, они должны были поплатиться за это жизнью. Жители
Сантьяго с мрачным отчаянием смотрели на приговоренных к казни, которых
считали мучениками. Вероятно, в их пользу произошло бы восстание, если бы
генерал дон Панчо Бустаменте, военный министр, не послал на площадь войско,
которое могло устрашить самых отважных и принудить их молча присутствовать
при расстреле тех, кого они не могли спасти.
Осужденные сошли на землю, набожно стали на колени и исповедовались
монахам, которые остались возле них, между тем как отряд из пятидесяти
солдат занял позицию в десяти шагах. Когда исповедь была закончена,
осужденные поднялись с колен и, взявшись за руки, мужественно стали в один
ряд перед солдатами, которые должны были расстрелять их.
Между тем, несмотря на значительность войск, собранных на площади, в
народе поднялся глухой ропот. Толпа волновалась; зловещий говор и проклятия,