"Марсель Эме. Талоны на жизнь " - читать интересную книгу автора

невозможно. Стараясь взять от жизни все, а быть может, просто со зла,
плотно обедаю два раза в день по ценам черного рынка. В полдень съел три
дюжины устриц, два яйца всмятку, четверть гуся, бифштекс, шпинат, салат,
сыр, памплемусс, шоколадное суфле и три мандарина. И хотя сознание
печальной действительности не покидало меня, кофе доставило мне некоторое
подобие счастья. Похоже, я делаюсь стоиком. Выходя из ресторана,
столкнулся с четой Рокантонов. Старый чудак сегодня доживает свой
последний мартовский день. В полночь, израсходовав шестой талон, он
погрузится в небытие на двадцать пять дней.
7 марта. Посетил юную госпожу Рокантон, в полночь ставшую соломенной
вдовой. Она приняла меня очень мило, томность ей к лицу. Мы поболтали о
том, о сем, кстати, и о ее муже. Люсетта рассказала мне, как он погрузился
в небытие. Оба лежали в постели. За минуту до полуночи Рокантон держал
жену за руку и отдавал ей последние распоряжения. Пробило двенадцать, и
вдруг она обнаружила, что рука супруга исчезла, рядом с молодой женщиной
осталась только пустая пижама, а на подушке - вставная челюсть. Картина,
нарисованная Люсеттой, чрезвычайно растрогала нас. Люсетта Рокантон
уронила несколько слезинок. Я раскрыл ей объятия.
12 марта. Вчера вечером забрел к академику Перрюку выписать ягодного
соку. Чтобы поддержать репутацию "бессмертных", правительство предоставило
этим развалинам право на жизнь без ограничения. Перрюк был омерзителен в
своем самодовольстве, лицемерии и злобе. Гостей собралось человек
пятнадцать. Все мы были обречены и проживали последние мартовские талоны
на жизнь. Перрюка это не касалось. Он держал себя снисходительно, считая
нас существами низшими, бесправными. Выражал соболезнование, с недобрым
огоньком в глазах обещал блюсти наши интересы, пока мы будем
отсутствовать, был счастлив донельзя, что получил хоть в чем-то
преимущество перед нами. Хотелось обозвать его старым чучелом, сморчком.
Смолчал. Ведь рано или поздно я надеюсь занять его кресло.
13 марта. Завтракал у Дюмонов. Они, как всегда, ссорились. Дюмон
воскликнул:
- Как бы раздобыть талоны на вторую половину месяца, чтобы никогда не
встречаться с тобой!
Это было сказано от души. Госпожа Дюмон зарыдала.
16 марта. Сегодня ночью Люсетта Рокантон ушла в небытие. Она была вне
себя от страха, и я решил провести с нею последние мгновения. Поднявшись в
половине десятого к Рокантонам, застал Люсетту уже в постели. Чтобы
избавить ее от ужаса последних минут, перевел на четверть часа назад
стрелки ее часов, лежавших на ночном столике. За пять минут до ухода в
небытие Люсетта залилась слезами. Однако, считая, что она располагает еще
двадцатью минутами, стала усердно прихорашиваться. Этот порыв кокетства
показался мне трогательным. Я не отрывал глаз от Люсетты, чтобы не
пропустить момент ее исчезновения. Она заливалась смехом в ответ на одну
из моих острот, как вдруг смех оборвался, и она исчезла, словно по
мановению волшебной палочки. Я коснулся постели, еще хранившей тепло
женского тела, и меня объяла тишина, сопутствующая смерти. Все это очень
тяжко повлияло на меня. Даже сейчас, утром, когда я пишу эти строки, я все
еще не могу опомниться. С момента пробуждения не перестаю подсчитывать
оставшиеся мне часы жизни. Сегодня в полночь придет и мой черед.
Ночь. Без четверти двенадцать. Только что лег. Принимаюсь за дневник.