"Дмитрий Емец. Две старухи" - читать интересную книгу автора

Благоговея перед сложной часовой механикой, Никитична никогда не подводила
часы, позволяя им показывать все, что им заблагорассудится.
Порой какой-нибудь из давно остановившихся будильников, у которого
Никитична по своей привычке все делать с силой перекрутила пружину, оживал и
начинал взбудораженно звонить, раскачиваясь на шатких тараканьих ножках.
Вначале трели его были грохочущими, словно кто-то колотил в жестяное ведро, но
вскоре они ослабевали и будильник, обессилев, придушенно затихал.
Порой, сбитая с толку часовым произволом, Никитична хотела внести в дело
ясность и, шаркая тапками, отправлялась к соседям с вечным вопросом: "А что,
девка, сейчас что утро или вечер?"
Случалось, что соседи, раздраженные идиотизмом вопроса, обманывали
Никитичну. Вернее, им казалось, что они ее обманывают. На самом деле ответ не
имел для старухи принципиального значения.

* * *

Не берусь сказать, что именно, какие соображения осознанные ли, не
осознанные ли, привили Никитичне такую любовь к часам. Было ли тут стремление
постичь неведомые тайны времени или наивное детское благоговение перед хитрым
техническим приспособлением, издающим успокаивающие звуки и оглушительно
звонящим, или попытка посредством часов населить свою пустую комнату почти
живыми существами, делающими одиночество не таким тягостным, или... - впрочем,
кто теперь скажет, что тут было: одно несомненно - какая-то тайна здесь
несомненно присутствовала.
Когда часы у Никитичны ломались, она говорила об этом просто: "Иваныч, у
меня время сломалось."

* * *

В этом заведомо бессюжетном рассказе мне важно было показать некую
таинственную доминанту человеческого существования. Вот жил человек, смеялся,
страдал, зачем-то покупал часы, зачем-то заводил знакомства, вел туманные,
непонятные разговоры - и вот он канул, сгинул. Зачем, куда? Должна же быть
какая-то конечная цель всего этого, иначе всё: и жизнь, и смерть были бы
слишком бессмысленными и жестокими. И еще вероятно, что если эта цель, это
глобальное оправдание нашему существованию все же есть, то кроется она не
здесь, среди нас, а где-то на сценой, за кулисами этой жизни, в вечности.
Доминанта существования, доминанта вечности существует в жизни у каждого, и у
безвестной Марьи Никитичны Николаевой с точки зрения неведомого она ничуть не
менее важна и значительна, чем в жизни Цезаря, Наполеона или Льва Толстого.
У Ирины Олеговны Симахович такая доминанта тоже, вероятно, есть. И
доминанта эта очевидна. В ней природа ли, Бог ли или иная неведомая загробная
сила испытывали безграничные возможности человеческого актерства.

* * *

Теперь наступил ее черед. Черед Ирины Олеговны Симахович, женщины в своем
роде не менее яркой и примечательной, чем Марья Никитична Николаева.
В своем роде Ирина Олеговна была антиподом Никитичны, антиподом как
внешним, так и глубинным.