"Мартин Эмис. На лоне лондонских полей" - читать интересную книгу автора


Да, здесь идет речь об убийстве. Оно еще не случилось. Но случится (и
лучше бы поскорее). Я знаю убийцу, я знаю жертву. Будущую убиенную. Это ее
предначертанье - быть убитой. Я знаю время и знаю место. Знаю мотив (ее
мотив) и знаю способ. Знаю и того, кому доведется послужить для них фоном,
контрастным гало* - глупца-голубка, который тоже потерпит полное крушение. И
я не могу их остановить, не думаю, что смог бы, даже если бы захотел.
Девушка умрет. Именно к этому она всегда и стремилась. Невозможно остановить
людей, когда они приступают. Их невозможно остановить, когда они приступают
к творчеству.

Какой подарок... Эта страница слегка орошена слезами - моими слезами
благодарности. Ведь не часто же романистам так везет, чтобы нечто
происходило в действительности (нечто цельное, драматичное, то, что удастся
выгодно продать), а им оставалось бы только переносить это на бумагу?

Мне необходимо сохранять спокойствие. Ведь я и сам у черты гибели, не
забывайте об этом. О, волнение ожидания (как у беременных, полагаю). Кто-то
щекочет мне сердце нежными пальцами. Люди так много думают о смерти.

Три дня назад (да полно, так ли?) я, нахлебавшись дешевого виски,
прилетел из Нью-Йорка. В моем распоряжении был практически весь самолет. Я
сидел, развалившись в кресле, и частенько жалобным голосом взывал к
стюардессам: кодеина мне, пожалуйста... и холодной воды. Но дешевое виски
вело себя так, как всегда ведет себя дешевое виски. Боже мой. Боже мой, я
выглядел, как собака Баскервилей... Вздрогнув, я проснулся в полвторого
ночи - это мое время, нью-йоркское - и, вонзив зубы в липкую булочку,
пересел в кресло у окна, стал смотреть на видневшиеся сквозь яркую дымку
поля, строящиеся в полки в полном парадном порядке, на унылые графства, -
как будто на армию, раскинувшуюся по всей Англии. Потом на сам Лондон,
похожий на туго натянутую паутину - туго натянутую и мелкоячеистую. Мне был
предоставлен весь самолет, потому что никто в здравом уме не стремится в
Европу, ни ныне, ни присно; все рвутся только оттуда, что и подтвердил
Хитроу.

Город испускал сонные испарения. Сомнополис - Спящий город. Испарения
сна - и бессонного беспокойства, озабоченности, неудавшегося побега. Потому
что в полночь все мы становимся поэтами или детьми, сражающимися с бытием.
Похоже, кроме меня, прибывающих не было. Аэропорт обслуживал только
отлетающих. Стоя в огороженном проходе и слушая какие-то жестяные указания,
я сквозь слоящийся, совершенно бесстыжий утренний дождь бросил взгляд на
стоянки и взлетно-посадочные полосы; все эти белобрюхие акулы с топырящимися
плавниками, победители, прожигатели жизни - убийцы. Убийцы все без
исключения.

А что до квартиры... от нее у меня просто дыхание перехватывает. Нет,
серьезно. Переступая порог, я все время ощущаю что-то вроде щекотки:
хи-хи-хи! Она сражает меня наповал. И все это - для ведущего рекламной
рубрики "Нью-йоркского книжного обозрения"?! Нет сомнения, теперь я
располагаю большим, чем то, на что мог рассчитывать. Да, я, конечно,