"Виктор Эмский. Адью-гудбай, душа моя!" - читать интересную книгу автора

Финкельштейн промолчал. Он наморщил свой не шибко большой, но довольно-таки
смекалистый лоб и вдруг сунул обе руки в карманы пальто. Того самого, пропади
оно пропадом, однобортного...
-- Что, паспорт?! -- испугался Эмский.
Финкельштейн, все так же молча, вывернул подкладку и -- вы знаете --
оказался-таки опять абсолютно прав, ибо в левом кармане она и обнаружилась --
искомая прореха...
-- Что и требовалось доказать! -- снисходительно заключил этот, извините за
юмор, Витохес-Герцл.
Остальное было делом техники. Трясущимися пальцами Тюхин прощупал полу и...
замер.
-- Ну... что? -- задохнувшись, спросил Эмский.
-- А то! -- подмигнул ему Финкельштейн и, деловито сопя, выудил на свет Божий
металлический -- с орлом -- доллар.
-- Кружку! -- хлопнул монетой о прилавок поездивший по заграницам Эмский.
-- Таки -- две! -- поправил его Финкельштейн.
-- Это самое... Три, бля! -- вскричал Тюхин. -- Нет -- четыре!..
Внутри "сиамского близнеца" захоркал пивной кран. Высунулась огромная, с
рыжими, как у Афедронова, волосами на пальцах, рука с кружкой. Родимой такой,
стеклянной, наполненной по самую рисочку!
-- И шапочка розовой пены была у нее набекрень! -- прошептал уже развязавший в
уме стихотворец Эмский.
Вобщем, когда я допил восьмую, этот рыжий облом предложил мне расписаться в
ведомости. Мол, я -- такой-то такой-то, причитающуюся мне сдачу получил
полностью. Я пошатнулся и, тупо таращась, пересчитал. Вышло 99.998 рублей 24
копейки. Я заказал еще одну кружку.
Поскольку "сиамские близнецы" располагались под самой стеной районного
вендиспансера, я, по заведенному здесь обычаю, терпеливо выждал сорок секунд --
ибо столько и выдерживали в нашем питерском климате бледные спирохеты -- я
отсчитал в обратную сторону от сорока до единицы и выпил эту девятую,
последнюю, так же как и все прочие, -- залпом, ни разу не переведя дух. Я допил
ее -- последнюю свою в жизни кружку -- и осоловело остолбенел.
Господи, такой гомерической отрыжки у меня никогда не было! В соседнем доме --
второй этаж, третье от угла окно -- стекло разлетелось вдребезги! Конечно, не
исключено, что произошло это в результате попадания шальной пули, но такие
совпадения, как вы сами понимаете, малоправдоподобны.
Амбразурка в пивном ларьке захлопнулась. "Ну и хрен с тобой! -- кренясь от
счастья, которое меня так и распирало, подумал я. -- Вот уж теперь-то я точно
упьюсь, бля, в усмерть!.."
Без двух рублей сто тысяч лежало в кармане этого моего коротковатого в рукавах
пальтуганчика. Итальянского, елки зеленые, с хлястиком, но теперь уже о трех,
бля, пуговицах...
Обратной дороги, даже если б я каким-то чудом нашел ту дверь, для меня уже не
существовало.
-- Ну и хрен с ним! -- пошатнувшись, сказал я вслух. И заплакал. А
отплакавшись, потащился в гастроном -- туда, на Радищева, сразу, елки зеленые,
за угол. Вперед -- по Саперному. Все быстрее, бля, и быстрее... Последние до
ближайшей подворотни метры я уже бежал!..
Силы небесные, какое это все-таки счастье, когда успеваешь в самое последнее
мгновение! От мучительного облегчения я пристанывал и покачивался. Я