"Виктор Эмский. Адью-гудбай, душа моя!" - читать интересную книгу автора

сверху?.. Нет, кроме шуток?! Ах, ну да, ну да... Надо же! Экий... м-ме...
парадокс!..
И вдруг я услышал его старческое, с присвистом дыхание совсем рядом, метрах в
полутора от себя. До сих пор не возьму в толк, как это он умудрялся
подкрадываться так быстро, а главное, совершенно бесшумно.
-- Слушайте, -- обдав меня трупным душком, зашепелявил он. -- Не сочтите за
праздное... м-ме... любопытство. Ну и что?.. Как там эта ваша, -- он задышал
мне прямо в ухо, -- перестройка? Кончилась?.. Ах, ну да, ну да. Что это я,
право... Все как и следовало быть. Все, так сказать, по нему, по
Вовкину-Морковкину. Ничего, так сказать, не попишешь -- свидетельство...
м-ме... очевидца...
-- Господи, о чем это вы, -- не понял я. Но мой визави решительно свернул в
сторону:
-- Так вы говорите -- не видели моего Кузю? Черненький такой, с вашего
разрешения, и пятнышко вот тут вот -- на грудке... М-да-с! Опять, представьте
себе. Как весна, так -- изволите ли видеть...
Я не видел ровным счетом ничего. Ничегошеньки, елки зеленые.
-- Весна, -- прошептал я и мое бедное, уже как бы и не бьющееся в груди сердце,
болезненно сжалось.
Я пошатнулся.
-- Э! Э! Вы куда?! Вы что, ослепли что-ли, голубчик?! Тут же ступеньки. Голову
себе свернете!..
-- Ступеньки?.. Какие еще ступеньки...
-- Да вы что, вы и в самом деле... м-ме... не видите?!
-- Слепота у меня, куриная, -- честно сознался я.
Некоторое время слышалось лишь его учащенное сопение, и капли из крана, и опять
кукушка, только теперь уже и вовсе недосягаемая, как из Америки. И вдруг он
вцепился в мою правую руку и принялся, как безумный, трясти ее. Пожатье у него
было хваткое, мокроватое наощупь.
-- Душевно! Донельзя! -- отрывисто восклицал он дрожащим от волнения голосом.
-- Как коллега коллеге!.. Вот уж воистину!.. М-ме... Ах, если б вы только
знали, если б знали, как нам вас!.. А тут -- надо же!.. Вот уж -- как снег на
голову!.. А вы говорите -- куриная!.. Тьфу на вас! Орлиная! Не побоюсь этого
слова -- лебединая, сокол вы наш ясный!.. О, вы даже представить!.. Так
говорите -- прямо оттуда, сверху?.. Премного, премного!.. Как, бишь, вас --
Тютюхин?.. Тюхин. Ах, батюшки-светы, да что же это я, склеротик я этакий...
Позвольте, так сказать, с нашим к вам почтением: Зоркий, Ричард Иванович --
тоже в некотором роде... м-ме... слепец... Профессиональный, как говорится,
провиденциалист, в известном смысле предугадыватель и прорицатель...
-- Ах, какая рука, какая аура! -- не унимаясь, фонтанировал он. -- Коллега, от
души -- вас ждут совершенно неожиданные... м-ме... события!.. О, какие линии!..
Поздравляю! Головокружительная карьера!.. Секретная миссия. В некотором
аспекте, представьте себе, почти дипломатическая... Удача! Признательность
сильных мира сего!.. Высочайшая признательность... О, берите выше -- дружба и
даже, как это ни дико себе представить, -- любовь.
Господи, я и тут не удержался.
-- А как там насчет дальней дороги, казенного дома?..
Но Ричард Иванович Зоркий не принял моей совершенно неуместной иронии.
-- Ах, благородный друг мой, -- проникновенно опечалился он. -- Будет, не
скрою, будет и то, и другое. Помимо, так сказать, роз достанутся вам, голубчик,