"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

Даже атланты, и те, кажется, уже не выдерживали. На моих глазах один
такой, весь облупленный, с перекошенным, как у Кондратия Комиссарова
ртом и нехорошим словом на бедре, чудом выскочил из-под рушащегося эрке-
ра и, схватившись за голову, бросился прочь. Тут же из клуба кирпичной
пыли, материализовался милиционер и, пронзительно засвистав, пустился за
беглецом вдогонку.
Сердце мое тоскливо сжалось. И я вспомнил, как сам, теперь уже невоз-
можно давно - в той еще, в доперестроечной жизни, вот точно так же, Гос-
поди, - шлепая босыми ногами, бежал на Неву топиться. По этой же злос-
частной, но еще неразрытой улице Чернышевского. Шальной, в хлам пьяный,
в одной розовой майке и черных тренировочных штанцах.
И точно так же гнался за мной человек в фуражке.
И зря этот добросовестный мусор не дал мне тогда сигануть с парапета.
Я ведь, положа руку на сердце, уже в те годы ни во что не верил. Пил,
орал стихи, измывался над своей сказочно терпеливой супругой - давно
безлюбый, бездушный, а стало быть - неживой...
Сыпал розовый-розовый снег.
На углу Петра Лаврова и Потемкинской шаркал метлой дедок в адми-
ральских лампасах. Дусик, как тут их, придурков, называли. Лицо у него
было румяное, как молодильное яблочко. И когда я спросил у этого столет-
него русско-японского пережитка который час, жизнерадостный нарушитель
военной дисциплины, припустив матком, сообщил мне, что ни часов, ни ми-
нут принципиально не наблюдает, что это раньше, до Цусимы еще, ему, ло-
пуху, все внушали, что жизнь де дается единственный раз и что будет му-
чительно стыдно, а на поверку-то вышло, сказал дедок, что эта самая
жисть наподобие ваньки-встаньки: лег - встал, встал - опять лег, и что в
какую сторону головой ложиться и насколько ему де - после все той же Цу-
симы - один мол кий, лишь бы этот самый кий, - хохотнув, сказал он -
брать бы в руки почаще. Вот так он мне и ответил, биллиардист этакий и,
расстегнув ширинку, помочился на целлюлозную чепуху трехпроцентной мар-
ганцовкой.
Кий у него был не по возрасту увесистый и весь в каких-то подозри-
тельных мальчишеских прыщиках.
Не зная ни сна, ни устали бродил я по туманным пустым улицам, разыс-
кивая ту самую дверь. Бродил, как свой же собственный призрак. Точнее,
как зомби. Да и как еще назвать человека, у которого там, за душой, ни-
чего, кроме фальшивого паспорта, не было?..
Разве что воспоминания...
Вон там, на Таврической, жила "пионерзажатая" Ляхина, по прозвищу -
Ираида-с-титьками. Это ведь из-за нее, Кастрюли, я впервые в жизни
"стыкнулся". И с кем - с Рустемом Гайнутдиновым!..
А на этой вот ступенечке гастронома, на второй снизу, помер, прикор-
нув к стене, тетисимин дядя Леня. Помер, как заснул, с двумя бутылочками
"спотыкача" в авоське...
А здесь, на повороте у Смольного, я соскочил однажды с задней площад-
ки трамвая N 5. Этак лихо и тоже - впервые в жизни, только почему-то
против движения. И Город, уже любимый, но не ставший еще родным, после-
военный мой Ленинград раз пять перекувырнулся, и только чудо спасло ме-
ня. "Да те че, пацан, жить надоело? - гладя меня по голове, говорил вов-
ремя ударивший по тормозам шофер полуторки. - Кто же так прыгает?! Пры-