"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

ку, они встали навытяжку, а мы с Идусиком беспрепятственно покинули
строго охраняемую территорию Военно-Таврического, как его здесь называ-
ли, объекта.
Шел дождик. С трудом поспевая за маленькой Идеей Марксэновной, я за-
дирал голову и ловил языком редкие капли. Они были непривычно крупные,
теплые с тем уже привычным для меня горьковатым привкусом, назвать кото-
рый химическим было бы заурядным, типично тюхинским кощунством...

Глава одиннадцатая Задверье

Передо иной обыкновенная питерская дверь - двустворчатая, крашенная
белой краской, в бесчисленных вмятинах и порубах.
- Это они, идиоты, пытались ее взломать, - вытерев губы, поясняет моя
лапушка. Глаза у нее вытаращены, как у голодающего эфиопа, в левой руке
- миска с вареной картошкой, в правой - вилка. - Слушай, Тюхин, - тороп-
ливо пережевывая, говорит она, - ты видел какие у него глазищи, а? Что
значит - не видел?! Ты что - серьезно?! А шерсточка, а лапочки?..
"Милая, бедная, - думаю я, - может, я еще и хвостик не разглядел?
Впрочем, ничего удивительного - заурядные галлюцинации дистрофика. Вон
ведь какая худенькая, одни косточки. Вся так и просвечивает насквозь...
Господи, Господи..."
Стоящая в условиях задачки дверь опечатана казенной бумажечкой, на-
лепленной на щель между створками. На бумажечке - отчетливый штемпель до
боли знакомого мне Учреждения и от руки: "14.Х.1968 г. Дверь опечатал
генерал-лейтенант Бесфамильный".
Ручка на двери отсутствует. Битый час я топчусь у этих проклятых две-
рей, понятия не имея, как к ним подступиться. Папа Марксэн, похоже, явно
переоценил мои проницательные способности. Плечом и задом я уже пробо-
вал. Разве что - лбом, с разбега?..
- Слушай, - прошу я мою на себя не похожую, аж постанывающую от вож-
деления, - ты постарайся припомнить в подробностях. Ну вот - он выходит,
видит - за ним пришли товарищи в габардине, - кивая головой, она смотрит
сквозь меня и жует, жует. - Вот он делает вид, что смертельно перепугал-
ся, как бы отшатывается, толкая дверь спиной... Щелкает замок... Так?
Небесная моя сожительница, босая, в одной розовой комбинашечке с
оторванной лямочкой, утвердительно трясет своими жиденькими кудряшками.
Она накалывает на вилку новую картофелину - кусь! - и половины как ни
бывало!.. Прямо с кожурой, без хлеба, без соли...
Так кто же она в конце-то концов, моя Идея Марксэновна?! Или их, сог-
ласно легенде какого-нибудь Кузявкина, - несколько, сменяющих друг дру-
га, согласно графика дежурств?..
Ах, да шучу, конечно же, шучу, хотя - положа руку на сердце - не до
шуток...
- И они, значит, берут его за шиворот и уводят?..
- За шкирку, за шкирку, Тюхин. Это место у них шкиркой зовется... А
впрочем, кажется, я вспомнила!.. Правда, это чушь какая-то, да и вообще
- религиозный предрассудок, - она хмурит лобик, выцеливая вилочкой оче-
редную картофелину. - Нет, ты правда не хочешь? А-то я все ем, ем...
Правда-правда-правда?.. Ну, вобщем, когда Афедронов дернул за ручку и
она оторвалась, папа Марксэн трижды сделал вот так вот, - и моя хорошая