"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

них придурков, спрыгивавших на него с третьего этажа. Оттолкнешься,
крикнешь: "За Родину, за Сталина!" - и солдатиком с верхотуры! И только
ветер свистит в ушах, только Скочина матуха - вдогонку: "Я тебе скучу!
Еще разок скочешь - жить не захочешь, выскочка ты этакий!..".
А как Симочка под домом лежал! Алая-алая рубаха на животе, серое, как
асфальт, лицо, розовая пена на губах. Он еще подергивался, а мужики в
его кепку, там же, за сараями, уже сыпали трешки-пятерки - на помин ду-
ши, на симочкиных двойняшек. И то, что Тамбовчику теперь хана, это даже
мы, пацаны, наперед знали. Дня через три он сам повесился. На чердаке,
на стропиле. Господи, как сейчас вижу - страшный такой, с синим, высу-
нувшимся языком, в майке, с русалкой на плече... А на руке у него были
часы "Победа". Он висел мертвый, а часы тикали себе и секундная стрелоч-
ка вприпрыжку бежала по кругу.
Мои прихваченные в Задверье "роллексы" стояли. Я набрал 08 и все тот
же неизбывный Мандула заполошенно откликнулся:
- Шо?.. Хто там?
- Это Тюхин, - сказал я. - Который час?
- Времэни у тоби, Тюхын, у самый обрэз, - сурово ответил начальник
Северо-Западного укрепрегиона.
Я повесил Тамбовчика... то есть, прошу прощения, трубку.
Итак, времени на раздумье у меня не было. Как не было уже во рту этой
их вечно отсасывавшейся идиотской пластмассовой челюсти - афедроновского
шедевра с вмонтированным в зуб мудрости шпионским радиопередатчиком. Сия
хреновина каким-то непостижимым образом там, в Лимонии, исчезла, заме-
нившись моими, хоть и паршивенькими, но до боли родными зубами. До сих
пор меня, Тюхина, томит тайное подозрение, что протез похитил попугай,
когда я, Эмский, ахнув от восторга, выронил его на пол. Там же, в Зад-
верье, я обнаружил, что у меня отросли волосы и ногти. Более того -
бесследно рассосались рубцы и шрамы, восстановилась обрезанная по науще-
нию Кузявкина крайняя плоть, после чего у меня пропал последний, сугубо
формальный повод считаться Витохесом-Герцлом. Счастливое открытие я сде-
лал в фанерном сортирчике за домом. Там же, в сортирчике, смаргивая сле-
зы, я перефразировал своего несостоявшегося сородича - царя Соломона,
тоже, кстати сказать, человека небесталанного: "И это прошло!" - прошеп-
тал я. И тотчас же за оградой сада раздалось лошадиное ржание, не узнать
которое я, Тюхин, не мог...
В общем, когда я выбежал на улицу, на моей крутой фирмй была половина
шестого. Второпях заведенные, поставленные по будильнику часики - тика-
ли. "Роллексы" шли, и шли они, как ни странно, в совершенно нормальную
сторону, то есть - слева направо, как крестилась Совушкина мама Софья
Каземировна, католичка или, скажем, как завинчивался мой кухонный кран,
из которого совсем еще недавно, в той жизни, вылезали веселенькие персо-
нажи.
Итак, до свидания с фантастическим Марксэном Трансмарсовичем остава-
лось двадцать восемь минут.
Непредвиденные препятствия начались тут же, у дома. Улица Салтыко-
ва-Щедрина, по которой я, жутко популярный в будущем фантаст В. Тю-
хин-Эмский, намеревался сломя голову устремиться к Смольному собору,
оказалась перекрытой. Поперек мостовой стояло сразу аж четыре танка без
опознавательных знаков, с приплюснутыми башнями набекрень.