"Виктор Эмский. Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину (Химериада в двух романах)" - читать интересную книгу автора

площадь опять щелкнуло.
- Р-равняйсь!.. Сыр-рна! - скомандовала трансляция еще одним до боли
не чужим голосом. - Слушай приказ Верховного Главнокомандующего. "Во из-
менение моего предыдущего Приказа, приказываю: пункт три - на территории
вверенного мне Укрепрегиона считать вечную память о Жданове А. А. утра-
тившей силу. Пункт два: признать недействительным его физическое тело,
личное дело и творческое наследие. Пункт один: доклад товарища А. А.
Жданова заменить докладом товарища Р. И. Зоркого "Клеветническая "Химе-
риада" В. Тюхина-Эмского как кривое зеркало пост-Пердегласа". Подпись:
ВГСЗУ Мандула - самый старший сержант всех времен и народов"*.
Вольна-а!.. Дезинтеграторам приступить к дезинтеграции!
К распростертому на мостовой телу задним ходом подъехали три гэбэшных
фургона. Точно питерские помоечные чайки полетели из них, плеща страни-
цами, труды так и не воскресшего идеолога: политиздатовские брошюры,
протоколы, постановления, сборники докладов, телеграммы, письма, резолю-
ции...
Я медленно приходил в себя. Ричард Иванович стоял передо мной на ко-
ленях, свесив повинную голову.
- Каюсь, наказание вы мое, - горестно шептал он, - виноват-с, не вы-
держал... м-ме... нечеловеческих пыток Афедронова. Дрогнул, такой я ся-
кой!.. А потом - вы ведь, Тюхин, тоже... м-ме... Ну, помните про плака-
тик?.. Так что - долг платежом...
Голова у меня подергивалась, совесть поскуливала, как побитая соба-
чонка. Состояние было препакостное.
- А-а, да чего уж там... - прерывисто вздохнул я, помогая подняться
товарищу по несчастью.
Через пару - по моим часам - секунд над тем местом, где лежал несос-
тоявшийся соратник Ионы Варфоломеевича вырос высоченный курган макулату-
ры. Из фургона выпрыгнули два шустрых огнеметчика в куцых маршальских
мундирчиках. Засмердело бензинчиком. Зафуркали ранцевые опрыскиватели.
В цистерне "поливалки" отворилась хорошо замаскированная задняя дверь
и на свет Божий вылез весь какой-то мокрый и взъерошенный товарищ капи-
тан. Вослед ему вылетела фуражка. Растерянно отряхиваясь, товарищ капи-
тан поднял ее и надел задом наперед на голову. К его чести надо сказать,
что к кургану он подошел уже четким строевым шагом. Зазвучала барабанная
дробь. Товарищу Бесфамильному подали злосчастный факел. Скрежетнув зуба-
ми на всю площадь, он сделал стойку на одной ноге и, наклонившись, под-
жег.
Слушайте, с чего это вы взяли, будто все рукописи не горят?! Полыхну-
ло так, что даже метрах в тридцати, там, где стояли мы с Ричардом Ивано-
вичем, чертям тошно стало. Зоркий, знаете, аж за живот схватился.
- Эх! - вырвалось у него. - Эх, жизнь наша - порох!..
Творческое наследие Андрея Андреевича запылало страшным денатуратным
огнем.
- Ну и как же это все называется? - глядя на пламя, от которого мне,
Тюхину, не было ни жарко, ни холодно, спросил я, Эмский.
- А так... м-ме... и называется: дезинтеграция. Была страна - и не
стало. Был человек - глядишь, и тоже нету. Только лагерная пыль по вет-
ру, да бомж на безымянном бугорочке, любознательный вы мой...
- А как же история? - поймав на ладонь листочек, каковой сгорел и не