"М.Емцов, Е.Парнов. Только четыре дня" - читать интересную книгу автора

бестолковые. Хорошо, хоть из института помогают, там Риточку любили...
- Простите, я хотел узнать, когда бы я мог еще прийти... - начал Второв
и извиняющимся тоном изложил свою просьбу.
Старуха думала несколько мгновений.
- Идемте, - решительно сказала она. - Я знаю, что такое работа. Если у
Риточки остались какие-нибудь материалы, вы их сейчас заберете с собой.
Она провела Второва в маленькую, уютно обставленную комнату и оставила
одного, бросив на прощание:
- Посмотрите в столе, я скоро вернусь, - и бесшумно исчезла.
Второв с благодарностью посмотрел ей вслед.
"Вот человек, который может служить образцом. Спокойная, ясная скорбь.
Деловитость, простота, здравый смысл..."
...Совсем поздно вечером, вымытый, выбритый, в черном костюме, Второв
входил в ресторан гостиницы "Россия". Его шатало от усталости. Жену он
увидел сразу. Она показалась ему очень молодой и очень красивой. Он
испугался, что она снова будет смеяться над его прической, н торопливо
пригладил и без того уже набриолиненные волосы.
Жена улыбалась ему какой-то новой улыбкой. Или это голова кружилась, и
все вокруг казалось новым? Он присел к столику.
- Ну здравствуй!
- Только без ну! Просто здравствуй!
- Здравствуй! - покорно повторил Второв и рассмеялся: - Дрессируешь?
- Нет, скорее наоборот. Ты меня дрессируешь. Особенно, если учесть
вчерашний разговор. Конечно, я заслуживаю самой суровой кары, но раньше ты
был добрее.
- Возможно, я стал суше, черствее, - застенчиво сказал Второв. -
Возраст, сама понимаешь.
- Как живешь? - Она налила ему рюмку коньяку.
- Как сказать... А ты?
- Я? Ты же все знаешь. Езжу. Я писала тебе о своих похождениях.
- Обо всех?
- Ну... в пределах безболезненной нормы.
- Ну, а я жил, как всегда. Работал...
- Ловил в пучинах науки золотую рыбку открытий?
- Я рад, что ты приехала, Вера. Сейчас особенно.
Второв как-то очень быстро охмелел. Пьянея, он становился
словоохотливым, откровенным и добрым. Совершенно неожиданно для себя он
увлекся и рассказал ей о событиях последних двух дней.
Смешно, странно и глупо рассказывать эту историю женщине, которая
наверняка останется равнодушной него переживаниям, но Второв не мог
удержаться и говорил, говорил... Она молчала, курила. Было непонятно, слышит
ли она его или просто так смотрит ему в глаза. Иногда она улыбалась
невпопад, совсем не там, где следовало, но Второв не обижался, он чувствовал
тепло и сочувствие, исходившее от этой женщины, и ему было легко говорить.
- ...Ничего интересного у нее я не нашел, - сказал Второв, - хотя вот
обнаружил несколько отрывочных записей об опытах с собакой, по кличке
"Седой", и с мышами да несколько заметок, где говорится, что "он сказал -
надо изучить то и то". "Он" - это, очевидно, Кузовкин. Одна запись меня
потрясла, она сделана в отдельном лабораторном журнале за несколько месяцев
до гибели Аполлинария Аристарховича. Вот смотри.