"М.Емцов, Е.Парнов. Только четыре дня" - читать интересную книгу автора

ковер, чтобы все за него цеплялись!
Алексей Кузьмич смотрел на него с мраморным хладнокровием.
- Простите, Тимофей Трофимович, о чем идет речь? При чем здесь ковер?
Для вас все может стать препятствием или источником раздражения. За
несколько минут перед вами сюда вошли шесть человек, и ни один из них -
заметьте, ни один - даже не споткнулся.
Плещенко, казалось, взял себя в руки.
- Ладно, - сказал он, - я не об этом хотел с вами говорить...
- А ни о чем другом я с вами пока не смогу вести беседу, - перебил его
директор. - У меня товарищи, с которыми я должен решить очень важные
вопросы.
- Я по поводу этого безобразия с корпусом "В". - Именно этим я и
занимаюсь.
- Там погибло мое оборудование! Мало того, что вы в свое время отобрали
у меня два этажа корпуса "В" и отдали его под безответственные эксперименты
всяких демагогов-недоучек, но и...
- Вот и приходите после обеда, и я с удовольствием выслушаю ваши
претензии.
Плещенко открыл рот, закрыл снова, открыл и снова захлопнул.
- Ну хорошо! - сказал он и, резко повернувшись, вышел.
- Тимофей Трофимович, одну минуточку! - Михайлов подхватился с места и
рысцой выбежал из кабинета.
Наступило молчание.
- Вы, кажется, не кончили, товарищ? - Алексей Кузьмич посмотрел на
диван.
- Да, я хотел сказать, что нам нужно подробное объяснение руководителя
лаборатории, желательно в письменной форме. А расследование причин
разрушения корпуса мы проведем, ясное дело.
- Ну что ж, - сказал Алексей Кузьмич, - так и решим. Вы, Александр
Григорьевич, напишите объяснение. Постарайтесь высказать собственное мнение,
если таковое обнаружится, насчет причин несчастья, постигшего наш институт.
- Можете расположиться в моем кабинете, - предложил Григорович.
Второв наклонил голову.
...В кабинете Григоровича он распахнул окно, закурил и долго смотрел
вниз на зеленую лужайку.
Выбросив сигарету в окно, он резко повернулся, сел за стол и решительно
написал: "Объяснительная записка". Загибающиеся книзу строчки торопливо
покрывали бумагу...
Солнце доползло до своей наивысшей точки на небосклоне, сталевары
выплавили несколько тысяч тонн стали, с конвейеров заводов сошло несколько
тракторов, самолет и десяток автомашин, а Второв все писал. За этот
бесконечно короткий и бесконечно длинный промежуток времени он сумел
объединить на бумаге понятия и обозначения, которыми обычно пользовался
редко.
"Приведенные ниже эксперименты преследовали цель..." И Второву
представлялись лопоухие эксперименты, несущиеся вдогонку за хрупкой
тонконогой целью с рожками на точеной головке.
"Имели место недочеты..." Толстые коротышки-недочеты, толкаясь, спешили
куда-то, где они имели свое место. "Что касается..." было веселым и
крючковатым, оно во все лезло, всего касалось.