"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

- Четыре тысячи людей, - вслух прочитал я в "Геральд трибюн" своим
сиплым голосом; я всегда сомневался, слышно ли меня, - поженились во время
церемонии, проведенной одним сумасшедшим корейцем, который сам подобрал жен
и мужей друг другу.
Едва сказав это, я тут же осекся: черт! А вдруг она кореянка?
Но она не обиделась, а сказала:
- А может быть, он бы и нас подобрал друг другу.
Возможно, одни эти слова помогли нам прожить три последующих года.
Ради одних этих слов я избегал некоторых журналов в газетных киосках,
некоторых фильмов в заполненных мужчинами кинозалах. Если бы я искал беды,
из этих фильмов и журналов на меня уставились бы твои обреченные глаза, и
виноватая улыбка, и вся ты, обнаженная... Я держался подальше от
неприятностей, не знаю, был ли то признак зрелости или трусости; как бы то
ни было, за Энджи в Нью-Йорке что-то числилось, и Нью-Йорк, должно быть,
сделал ей порядочную гадость, раз Париж по сравнению с ним казался ей
избавлением, потому что летом восемьдесят второго этот город был таким
потрепанным и затертым, таким жарким, заполоненным нищими, с кучами мусора
на улицах, а в метро людей сталкивали на рельсы, прямо под колеса
подходящих поездов. Заплатив за нее в "Липпе", я уговорил Энджи пойти ко
мне в гостиницу, где мы вскарабкались на пятый этаж, в мою комнату, и она в
одной руке держала своего плюшевого мишку, а я все еще держал белую розу,
которую подарила мне днем в Люксембургском саду какая-то старушка... В
"Липпе" я все пытался подарить тебе эту розу, а ты все отталкивала ее. И
она продолжала лежать на столе рядом с профитролями...
В комнате на пятом этаже отеля было душно. Я открыл выходящее на улицу
окно, повозился с пробкой "Cotes du Rhone", а когда обернулся, у меня на
кровати лежала голая девушка в одних сапогах по колено, черных, как ее
волосы. Она лежала на животе и читала "Геральд трибюн", разложив его на
кровати перед собой, ее локти почернели от свежей типографской краски, а
ноги раскачивались взад-вперед; плюшевый мишка сидел на подушке в
изголовье, а белую розу, которую, как я думал, она в конце концов приняла,
она швырнула на столик у двери ванной.
Ладно, я был ошеломлен. Признаю. Я стоял с бутылкой в руке и смотрел
на девушку, пока та не оторвалась от газеты.
- Так вот, если бы он поженил нас, - сказала она, - сколько времени
прошло бы, как ты думаешь, прежде чем ты бы меня бросил?
- Откуда ты взяла, что я бы тебя бросил? Может быть, это ты бы меня
бросила?
Я сел рядом с ней на кровати. Она держалась очень непринужденно -
нагишом читая газету и лениво болтая ногами взад-вперед, - и я мог бы
сказать, что во всем этом не было ничего сексуального, кроме сапог, - такая
заезженная и все же действенная мужская фантазия, чтобы на девушке не было
ничего, кроме сапог, как будто она просто забыла снять их - хотя, конечно
же, она не смогла бы снять джинсы, не сняв также и сапоги. За те несколько
секунд, когда я отвернулся, чтобы открыть окно и откупорить бутылку вина,
она сняла сапоги и всю одежду, а потом снова обулась...
- Нет, - заверила меня Энджи с величайшей серьезностью, - ты бы бросил
меня; мне кажется, в этом невозможно сомневаться. Я бы на твоем месте, -
добавила она, словно походя касаясь того обстоятельства, что была нага,
хотя я не сразу уловил эту перемену в беседе, - я бы на твоем месте не