"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

прекрасный день он зайдет в клуб как раз в тот момент, когда она будет
стоять на столе в одних черных туфлях на высоких каблуках. Это оказалось бы
откровением для обоих, и, может быть, старые линии фронта ушли бы в
небытие.

К этому моменту у нее был секс ровно два раза, с соседскими
мальчишками. Конечно, оба раза не ради любви, а ради бунта. В клубе она
считалась плохой танцовщицей - в трезвом виде она слишком стеснялась, чтобы
танцевать, а в пьяном виде уже совсем не годилась на танцы. Однако у
некоторых мужчин постарше - в определенном смысле она была еще слишком
невинной, чтобы понимать это, - ее неуклюжесть пробуждала некое
развращенное томление.
Один финансист из Нью-Йорка, которому было шестьдесят с хвостиком и
который прилетал в Вегас каждые три недели на выходные, особенно увлекся
ею. Энджи сидела и слушала, пока он говорил о чем-то, до чего ей не было
дела, а он задавал вопросы о том о сем, и после нескольких таких
собеседований выяснилось, что она хочет стать концертной пианисткой. Это
показалось ему столь восхитительно абсурдным, что у него чуть не потекли
слюнки. После того как они еще пару раз пообщались, он позвонил по
междугородному, как раз когда она собиралась на дневную смену, и сообщил
ей, что если у нее есть средства добраться до Нью-Йорка, он устроит ей
встречу с кем-то из руководства Карнеги-Холл и забронирует номер в
"Хилтоне" по соседству.
Стояла осень 1978 года, когда, по всей видимости, не по летам взрослым
девочкам-подросткам из невадских пригородов было еще позволительно не
смыслить в некоторых вещах, - даже если они протанцевали четыре или пять
месяцев в стрип-клубе. Энджи забила в чемодане все место, оставшееся после
плюшевого мишки, собрала все деньги вплоть до последнего пенни, которых как
раз хватило на авиабилет и такси от аэропорта Кеннеди до отеля "Хилтон" на
Шестой авеню, зарегистрировалась в отеле под именем Энджи Каи и поселилась
в номере, куда вызвала коридорного и в восторге подписала счет, опрометчиво
решив, что его оплатит Карнеги-Холл. Когда в одиннадцать часов вечера
зазвонил телефон, то это оказался не Карнеги-Холл, а тот самый финансист,
звонивший из вестибюля гостиницы. Он объяснил, что с прослушиванием "все
устроено", оно назначено на завтрашний день, и, может быть, ему стоило бы
подняться к ней в номер и кое-что объяснить, просто чтобы все хорошо
прошло. Когда он повесил трубку, Энджи, смыслила она что-то или нет,
наконец почувствовала, что вся эта ситуация не так уж и распрекрасна. Она
пыталась прогнать это чувство, когда в дверях показался старик с бутылкой
шампанского.
Через двадцать минут она завизжала достаточно убедительно, чтобы
полураздетый покровитель искусств поскорее ретировался в коридор и уволок
за собой ее неприкрытое разочарование.
- Господи, Саки, - проговорила она, сидя в номере перед зеркалом и
разглядывая себя. Какую табличку прочитала бы она на двери своей спальни,
узнай обо всем отец? Вот тогда-то Энджи и начала писать стенографические
отчеты о своем разбитом сердце: "Позорная. Отвратительная. Унизительная.
Пропащая". Десять лет спустя, когда она снова увидит табличку на двери, она
обнаружит, что неплохо знала своего отца.
Денег у нее не было. Остававшуюся надежду на то, что удастся протянуть