"И.Г.Эренбург. Лазик Ройтшванец" - читать интересную книгу автора

сказал, что двигаться, это значит жить, а сидеть на одном месте, что значит
умереть. Самая скверная кляча лучше самого пышного дворца. По моему, еврей,
который не двигается, это даже неприлично, это как поломанный паровоз. Итак,
я покидаю Киев. Я разучится кроить брюки, и я не могу стать удивительным
спецом, потому что я вовсе не знаю государственного языка. Я выучил десяток
слов, не считая авторитетных имен, но, оказалось, что это вовсе не
украинские, а белорусские слова. Меня учил Юзя-настройщик, и он, конечно,
надул меня. Я решил уехать в маленький городок, где нет ни бурных рек, ни
грохочущих фокс-тротов, ни таких государственных языков, как, скажем, твой
язык, Минчик. Ты думаешь, что я пришел к тебе проститься и поцеловать твои
бритые ежедневно щеки? Как же я могу подобной глупостью отрывать тебя от
твоих великих забот? Нет, я пришел, чтобы прежде всего спросить тебя - скоро
ли установится настоящий мир, то есть, после нашей смерти или до нашей
смерти?
Мишка Минчик бодро сплюнул:
- Какие тут могут быть разговоры? Конечно, до. Это зависит от
одного-другого урожая и от полного уничтожения Тчан-Тсо-Лина. Это дело
плевых минут.
Лазик радостно улыбнулся.
- Очень хорошо, что ты так думаешь, Минчик. Скажи мне теперь - в этом
настоящем мире у каждого будет своя часть, и все эти части будут равны - так
или не так?
- Конечно так, за исключением паразитов, которых тогда вообще не будет.
- Теперь послушай меня, Минчик, я пришел к тебе с очень выгодным
предложением. Я хочу тебе продать мою часть за какие-нибудь десять
несчастных рублей. Это же не деньги! Паразит Поль Виолон взял с меня за
уроки позорных телодвижений тоже десять рублей. Это же не деньги! Паразит
Поль Виолон взял с меня мою свежую часть в этом будущем мире и я согласен
выдать форменную расписку.
- Ты, что же сошел с ума, Ройтшванец, после стольких злодейских
прыжков? Как ты смеешь предлагать мне, проверенному марксисту, какой-то
мистический кукиш?
- Почему ты сердишься? Это вполне здоровый товарообмен. Я от тебя не
скрою, что я надул Арона Кагана, но тебя я вовсе не собираюсь надувать. Арон
Каган купил у меня совсем другое. Он, как и всякий отста лый продукт, верил
в загробную жизнь. Ему было мало, что он был в Гомеле строитель-ным
подрядчиком и каждый день кушал курицу, он захотел кушать курицу на небе и
так как он был неслыханным обжорой, он наверное побоялся, что ему дадут там
слишком мало, ну, какую-нибудь лапку или крылышко. Каждому еврею
приготовлена одна часть в будущей жизни, и вот я продал Арону Кагану мою
часть. Я его надул вдвойне. Во-первых, я уже однажды продал эту часть, еще
будучи мальчиком, в хедере, я ее проиграл, когда я играл с другими
мальчиками на пуговицы. Конечно, Кагану я об этом не сказал, потому что
нельзя же продавать уже преданную вещь. А во-вторых, я знал, что я умнее его
и что существует, скажем, обыкновенный газ или печальные кости, но никаких
загробных блюд. Кагана я надул, но с тобой я веду вполне деловой разговор. Я
тебе предлагаю самую настоящую часть в настоящем мире. Если ты стойкий член
и веришь в наше светлое торжество, как же ты не хочешь мне дать десять
переходных рублей ради такого близкого счастья?
- Мне некогда слушать твой смешной бред, Ройтшванец. Отправляйся лучше