"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

Иногда в ясный день показывались горы, голубые, как вымысел. Там жили
шорцы. Никто не знал толком, как они живут. Они уходили из своих улусов в
тайгу, били медведей, выдр и белок. Шаман ударял в большой бубен и на
непонятном языке разговаривал с духами. Духи любили мясо и пушнину. Охотник
пел песню: "Птицы, птицы! Не клюйте моих мертвых глаз!" Шорка кормила
длинной свисающей грудью пятилетнего мальчугана, и тот урчал, как
медвежонок.
Когда пришли сюда люди с машинами, шорцы смутились. Машины бегали по
степи и рычали. Пришельцы начали рубить тайгу. Тогда шорцы ушли прочь. Они
передавали из одного улуса в другой: "Казаки идут!" "Казаками" они называли
русских. Как от лесного огня, неслись прочь шаманы, дети, медведи и выдры.
В августе то и дело горела тайга. Шаманы говорили, что злые духи
разгневаны.
Люди пришли сюда со всех четырех концов страны. Это был год, когда
страна дрогнула. В Москве не хватало бумаги, шла в ход папиросная и
оберточная. Из старых лабазов вытаскивали конторские книги прошлого века.
Люди с фантазией безудержной, как стихия, старались писать бисерным
почерком, чтобы сберечь четвертку листа. Бумага нужна была для проектов,
для смет, для таблиц. Трещали одуревшие "ундерву-ды". Как бешеные бегемоты,
ворочались ротационные валы. Па заседаниях от цифр першило в горле и
захватывало дух. Члены коллегий заболевали грудной жабой от исторического
пафоса. Счетоводы и регистраторы начали пить чай вприкуску; засыпая, они
теперь мечтали о плюшках.
В стране надрывались паровозы. Из их груди исходил мучительный свист:
они никак не могли поспеть за людьми. За одну ночь на вокзальных перронах,
как сказочные горы, выросли тюки, корзины, узлы - все вшивое и пестрое
добро. Оседлая жизнь закончилась. Люди понеслись, и ничто больше не могло
их остановить. Среди узлов вопили грудные младенцы. Старики отхлебывали суп
из ржавых жестянок. Здесь были украинцы и татары, пермяки и калуцкие,
буряты, черемисы, калмыки, шахтеры из Юзовки, токари из Коломны, бородатые
рязанские мостовщики, комсомольцы, раскулаченные, безработные шахтеры из
Вестфалии или из Силезии, сухаревские спекулянты и растратчики,
приговоренные к принудительным работам, энтузиасты, жулики и даже
сектанты-проповедники. Все эти люди неслись куда глаза глядят. Они не
знали, куда они несутся. Но все они неслись на восток, и это знала Москва.
По базарам Украины ходили вербовщики: они набирали рабочих. Глухие
деревни севера всполошились, узнав, что в Кузнецке людям дают сапоги. В
Казахстане раскулаченные баи успели вырезать скот. Казахи угрюмо щерились:
они не знали, как им жить дальше. Они никогда не видали ни заводов, ни
железнодорожного полотна. Им сказали, что где-то на севере еще можно жевать
и смеяться. Тогда, подобрав полы своих длинных халатов, они пошли. Женщины
тащили на спине ребят. Плевались измученные верблюды. Потом запыхтело
железное чудовище, и у казахов замерли сердца. Они приехали на стройку,
полные вшей, восторга и ужаса. Их повели к бараку, где сидел заведующий
рабочей силой. Они не вошли в барак. Они сели на землю, скрестив худые
ноги.
На стройке было двести двадцать тысяч человек. День и ночь рабочие
строили бараки, но бараков не хватало. Семья спала на одной койке. Люди
чесались, обнимались и плодились в темноте. Они развешивали вокруг коек
трухлявое зловонное тряпье, пытаясь оградить свои ночи от чужих глаз, и