"Илья Эренбург. День второй" - читать интересную книгу автора

знал, что мать с двенадцати лет работала на прядильной. Двое детей ее
умерли, мужа убили, а Колька вырос чужой и неласковый. Она не видала в
жизни ни отдыха, ни участья. Но она верила в своего бога, и она была
счастлива. Колька пренебрежительно морщился, но в душе он завидовал матери,
как он завидовал и Шарову.
Ему было девятнадцать лет, но он думал, что это - старость. После
смерти матери он жил в общежитии. Как-то он не вышел па работу: поранил
палец. Он оказался вдвоем с уборщицей Нюшей. Нехотя читал он статью в
"Известиях" о черной металлургии. Нюша подошла к нему и, пахнув на него
щами, засмеялась. Она была веселая, ее так и звали "Нюшка-хохотушка". У
Кольки помутнело в глазах, как будто он залпом выпил стакан водки. Он
приподнялся и пробубнил: "Вот что..."
Потом он ничего не мог припомнить, кроме запаха щей и этого смеха на
"о". Он выбежал на улицу. Была оттепель. Пахло гнилью, весной и
лекарствами. Черные пятна на снегу казались болячками. Колька глубоко
дышал. От сырого тумана кололо в груди. Он растерянно глядел на небо, на
дома. Возле него висела афиша - поверх старой газеты было написано
чернилами: "Боевик! Пламя любви". С ненавистью поглядел Колька на
расплывшиеся буквы. Снова закололо в груди. Отстегнув ворот, он положил
руку на грудь, но тотчас же ее отдернул: ему было ненавистно собственное
тело. Он долго бегал но улицам. Торчали остовы домов. Старый город был
наполовину снесен, новый еще только строили. Между железными скелетами гнил
снег. Люди радовались весне, и они ругались, попадая в глубокие лужи.
Колька бежал по талому снегу, ничего не замечая, полный глубокого,
непонятного ему страха. Он думал, что его жизнь закончилась, и в этом
тяжелом разложении зимы он видел нечто себе родственное.
Он еще выходил каждое утро на работу, но его преследовала одна мысль:
уехать! Может быть, распростившись с этими родными ему местами, он
освободится от сердечной пустоты. Долгачев, глядя на Кольку, говорил:
"Парень-то наш заскучал".
Весна шла быстрая и расточительная. В одну ночь она смыла ливнем снег,
который еще прятался от солнца. Она взломала лед на пруду. Она начала
швырять на грустный город, в котором не было ни реки, ни тенистых садов, ни
бульваром, то какие-то желтые цветочки, запестревшие среди щебня, то
душистый вздор черемухи, то беспричинные улыбки. И эти улыбки развязно
вмешивались в порядок дня очередных заседаний.

В шумное яркое утро Колька Ржанов понес на вокзал маленький сундучок.
В сундучке лежали три рубашки, старые сапоги н пестрый галстук, купленный
еще в те времена, когда Колька шлялся по танцулькам. Он ехал на стройку.
Всю дорогу он молчал. В окно глядеть было скучно: с утра до ночи
тянулась все та же степь. Кругом люди без умолку говорили. Говорили они
только о стройке: какие там харчи, правда ли, что дают по два кило сахара,
не холодно ли зимой в бараках. Какой-то вертлявый человечек каждому
повторял с глубоким восторгом: "Ровно на шестой день выдадут спецовку,
честное мое слово!" В углу дремала бледная женщина. Она ехала к мужу.
Выходя на минуту из забытья, она неизменно спрашивала соседей: "Вы мне
скажите, а не страшно в Сибири? Я ведь по сложению слабая..." Колька трясся
в такт колесам и сосредоточенно молчал. Он не знал, зачем он едет, он не
знал, что с ним будет на новом месте, да сказать правду, он и по