"В.В.Ермилов. Чехов 1860-1904 " - читать интересную книгу автора

А для его сыновей хор был проклятием. В статье "А. П. Чехов - певчий"
Александр Павлович вспоминал: "Тяжеленько приходилось бедному Антоше, только
еще слагавшемуся мальчику, с неразвившейся еще грудью, с плоховатым слухом и
с жиденьким голоском... Немало было пролито им слез на спевках и много
детского здорового сна отняли у него эти ночные, поздние спевки. Павел
Егорович во всем, что касалось церковных служб, был аккуратен, строг и
требователен. Если приходилось в большой праздник петь утреню, он будил
детей в 2 и 3 часа ночи и, невзирая ни на какую погоду, вел их в церковь...
Воскресные и праздничные дни для детей Павла Егоровича были такими же
трудными днями, как и будни".
Павел Егорович, - писал Александр Павлович, - был глубоко убежден в
том, что, заставляя своих малолетних детей петь в церквах, он делает хорошее
и богоугодное дело, и не поддавался никаким резонам и убеждениям". Жена его,
Евгения Яковлевна, с ее нежностью и добротой пыталась смягчить детство своих
детей. Она решалась даже упрекать неумолимого Павла Егоровича в том, что он
слишком мучает детей церковными службами. Но "Павел Егорович был тверд, как
камень, и поколебать его было невозможно. Кроме того, он был страстным
любителем церковного пения и положительно без него не мог жить".
Отношения между Павлом Егоровичем и Евгенией Яковлевной, ее страх перед
ним могут отчасти напомнить один из рассказов Чехова - "Печенег". Конечно,
герой рассказа, тупой человек, если и может чем-нибудь напомнить Павла
Егоровича, то именно своей тяжелой самовластностью; во всем остальном это
совершенно различные люди. Но образ героини рассказа, робко и страстно
любящей своих сыновей, женственной и нежной, до крайности забитой и
запуганной своим мужем, близок Евгении Яковлевне. В той грусти, которая, как
облако, окружает в рассказе образ маленькой женщины, чья молодость была
загублена деспотизмом ее мужа, мы можем уловить отзвук грусти Чехова о
судьбе его матери.
На всю жизнь братья Чеховы возненавидели религиозное воспитание, с его
ханжеством, лицемерием, рабским духом. Антон Павлович говорил, что всякое
религиозное воспитание напоминает ему ширмочку: снаружи видны умильно
улыбающиеся личики, а за ширмочкой мучают и истязают. В письме к писателю
Щеглову он говорил по поводу религиозного воспитания детей:
"Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание - с
церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным
посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне.
И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется
мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда бывало я и
два мои брата среди церкви пели трио "Да исправится" или же "Архангельский
глас", на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в
это время чувствовали себя маленькими каторжниками. Да, милый! Рачинского[2]
я понимаю, но детей, которые учатся у него, я не знаю. Их души для меня
потемки. Если в их душах радость, то они счастливее меня и братьев, у
которых детство было страданием".
Так стремление Павла Егоровича к красоте и стройности, эстетизм его
натуры превращались в нечто прямо противоположное какой бы то ни было
красоте и эстетике, становились самым доподлинным мучительством.
Точно так же и любовь Павла Егоровича к строгому и гармоническому
порядку, дисциплине в жизни, в труде была грубо искажена и оборачивалась
мукой для его детей. Вот штрих, характеризующий его "систему воспитания".