"Олег Ермаков. Знак Зверя " - читать интересную книгу автора

ноги, согнувшись, потребуют нескольких мгновений для отдыха, тут и налетит,
и ударит мягко в лоб сон, и ягодицы коснутся земли, руки лягут на колени, на
руки склонится голова.
А в это время появятся...
Поднимать натруженные руки тоже нелегко. К тому же и так всякое
движение вызывает соленые ручьи. Лошадиный прием вообще не подходит - голова
тяжела, и что-то в ней вспухает, какой-то сосуд вдруг наливается темной
кровью и вздувается. Когда-нибудь он лопнет.
Остается одно: трогать пальцами лицо, щелкать по щекам, щипать кожу,
прикрывать глаза и надавливать на веки.
Можно еще попробовать парить в страшных высях.
Нет, и там, в бледной пыли, среди мокрых теплых солнц и планет,
подстерегает, выжидает, чтобы налететь и мощно мягко ударить в лоб, и
свалить с ног, сон.
А в это время на кромку выползут...
И от долгого глядения на звезды шея затекает, голова кружится... Голова
и без того кружится, затылок млеет. Это от желтых дневных пожаров, от черной
ночной жары и стойкого аромата. Аромат особенно силен ночью, - утром всегда
потягивает с востока ветерок, который немного развеивает этот аромат;
послеполуденный ветер уже нечист, горяч, но зато все хорошо продувает. А
ночью воздух недвижен и пропитан этим ароматом, удушающим, подслащивающим
слюну. Как будто в луже формалина лежит труп, где-то в углу коридора или,
может быть, за кромкой, в пропасти, наполненной чешуйчатыми и волосатыми
гадами с шипами.
Но труп нигде не лежит, вряд ли... Ну, может быть, где-нибудь уже и
лежит. Но этот аромат испускает не он - болезнь. Она - еще один враг, сейчас
она, рысоглазая, царствует, сидит на городе, и жители дышат ею.
Спать ни в коем случае нельзя.
На кромку может выползти степной гость, или придет кто-нибудь из
старожилов: застигнет спящим, размахнется и ударит прикладом по каске. Или в
зубы.
Двадцать. Пово... - вдруг остро и громко в тишине цвикнула птица, тьма
за кромкой взвихрилась, воронка стала стремительно углубляться и
расширяться, вдалеке обозначилась волна, и неожиданно весь волнистый
горизонт проступил, тускло подсвеченный снизу, - свет усилился, и появился
край каменного зеркала; небо озарилось, и, наконец, выпуклый шар с
бело-синими пятнами лег на горизонт, и горизонт прогнулся. Горизонт
прогнулся, выровнялся, шар завис над землей, тронулся и начал подниматься,
белея, обильнее светя, и превратился в легкую и плоскую маленькую луну.
И оказалось, что батарея стоит на краю гигантской равнины, нацелив на
лунный горизонт тонкие длинные стволы крошечных пушек.
Крик летит, разбивая вдребезги всё, все химеры и хрупкие оковы, и
длинный брезентовый дом, заставленный двухэтажными кроватями и тумбочками,
наполняется железным хрустом, влажными зевками, стоном, тяжелым шлепаньем.
Крикнувший человек с красной повязкой на рукаве стоит посреди палатки. Он
проводит рукой по хмурому лицу, оглядывается вокруг и вновь ожесточенно
разевает рот. Крик застает одних неподвижно лежащими под одеялами, вторых -
потягивающимися, третьих - сидящими на койках, четвертых - надевающими
штаны. Рот человека с красной повязкой на рукаве раздирается в третий раз.
Но крика не последовало, из горла тихо дохнуло: аааха-а - и рот