"Виктор Ерофеев. Роскошь" - читать интересную книгу автора

но вид у него был, прямо сказать, чрезвычайный.
- Господин барон, - он подал высокую рюмку, - хозяйка-то и вправду
отлучилась, а вот один господин хочет с вами настойчиво поговорить, несмотря
на ваше недомогание.
- Мэр? - риторически подняв брови, спросил Дантес, который, как всякий
тщеславный человек, поджидал на смертном одре каких-нибудь признаков
обеспокоенного начальства.
- Нет, - распевно сказал Постав, пуча глаза. - Господин Пушкин.
- Пусть войдет, - спокойно сказал Дантес.
Вошел Пушкин. Дантес присмотрелся. Они снова были в разных возрастных
категориях, только поменялись местами. Если раньше Дантес был моложе Пушкина
на 13 лет, то теперь стал старше на 47, поэтому он, сенатор Франции,
позволил себе держаться с Пушкиным несколько фамильярно.
- Здравствуй, родственник. Давно тебя ждал, - сказал Дантес, жестом
показывая на кресло у кровати, - жаль, что ты пришел, когда я тут слегка
приболел.
- Ты умираешь, - уселся в кресло Пушкин и легко закинул ногу на ногу.
- Я - не дурак, - грустно усмехнулся Дантес.
- Обычно так говорят дураки, - махнул рукой Пушкин.
- Александр, не говори для вечности. Надеюсь, наш разговор не будет
запротоколирован. Все, что касается наших отношений, рассматривается через
кривую лупу. Ты пришел выслушать мое покаяние?
- Я пришел...
- Я рад, что ты пришел, - перебил его Дантес, плывя по реке
французского краснобайства. - Из-за тебя я всю жизнь вздрагивал, когда
кто-то рядом со мной говорил по-русски, и я искренне желал, чтобы Россия
провалилась в тартарары. Я запретил дочери изучать русский язык. Она
скандалила, все это было отвратительно. Моя беда в том, что я бежал по
протекции знатной тетушки не в Пруссию, а в Россию. Маркиз де Кюстин написал
о вас точную книгу. Но это было после тебя. После тебя вообще было много, в
37-м еще не было фотографии, а в этом году уже изобрели кино. А ты знаешь,
что такое телефон? автомобиль? Ты даже не знаешь, что такое электричество и
Парижская Коммуна! А у нас скоро авиация заменит Бога. О его смерти пишет
Ницше. Ты мог бы жить и жить.
- Поэзии не нужны ни авиация, ни электричество, - сказал Пушкин.
- Ну, ясен перец, - подхватил Дантес. - Поэзии нужен бабский навоз,
чтобы лепить из него стихи. У тебя этого было предостаточно. И ты на нем
поскользнулся. Брат ты мой, не гони гения хотя бы передо мной. Мои предки
были лучшими друзьями местных крестьян. Дантесы нужны жизни не меньше
Пушкина. Иначе исход дуэли был бы другой.
- Я пришел, чтобы тебя простить.
- Простить? Давай для начала я сам себя прощу, - с офицерской грубостью
сказал Дантес.
- Виновата во всем Наташка.
- Нет, дорогой мой, заблуждаешься. Ты любил не ее, а красивую витрину,
а Наташку считал дурой, учил ее жизни, а я ее принимал, как она есть, мы
были одногодками, у нас был общий запах, мы понимали друг друга с полуслова,
мы - лошади из одной конюшни.
Пушкин молчал.
- Я опасался, - продолжал Дантес, - что ты ее убьешь, узнав, что она