"Василий Васильевич Ершов. Страх полета" - читать интересную книгу автора

пропиской, в коммуналке; новый муж потерял работу и попивал. Удалось
устроиться воспитательницей в детский садик. Бывая в Москве, Климов заезжал
к ним, тихонько совал дочке пачку пятисоток, стараясь лишний раз не общаться
с нахальным и высокомерным зятем. Дочку он жалел.
Внучка росла типичной москвичкой; вообще, от деда им всем нужны были
только деньги.
Насчет детей он смирился с судьбой. Сыты, крыша над головой есть - и
ладно. Пусть крутятся. А в предстоящей борьбе с пенсионной старостью
оставалось надеяться только на себя.

Климов все ломал голову, чем он займется на пенсии. Кроме как крутить
штурвал, он ничего не умел делать руками. Высшего образования, а главное,
умения использовать это образование на земле, у него не было: он кончал
среднее летное училище. Климов был пилот старой формации, наживший свой опыт
в советской аэрофлотской школе летного мастерства. На остатках этого опыта
он и долетывал свою двадцать вторую тысячу часов в воздухе. И во время
долгих полетов невеселые думы вязко ворочались в голове.
Обычный путь летчика-пенсионера - место "начальника ворот" на
какой-нибудь проходной, "сутки через трое". Десять суток работы в месяц,
заработок... ну, считай, вторая пенсия, хотя вряд ли...
Дотянув до семидесяти, а частенько и не дотянув, старый летчик умирал.
Деградировал, прежде всего, опустевший, обленившийся мозг: без творческой
работы, без напряжения, в бесконечных тупых обсуждениях политики, футбола и
печальных летных судеб, в похоронах ушедших товарищей, в "летании" за
бутылкой в гараже, - мозг увядал, а за ним рассыпалось все тело. Быстрая,
пикирующая дряхлость - и смерть, обычно от рака. Счастливчикам не давал
дожить до рака инфаркт.
Климову не хотелось такой судьбы. Но и другого пути он не видел.
Поэтому всеми силами он уже тридцать седьмой год старался покрепче держаться
за штурвал. Инструкторский допуск он заработал давно и, благодаря этому
штампу в пилотском свидетельстве, еще был востребован. Климов считался одним
из лучших пилотов-инструкторов компании, хорошим методистом, носителем
драгоценного опыта полетов, и в полетах опирался, в основном, не на
меняющиеся из года в год бестолковые и противоречивые министерские бумажки,
а на здравый смысл и многолетнюю практику. Он осмысливал каждый свой полет.


x x x


Ночью мело. Ветер шумел за окном, гнул деревья, в замочной скважине
свистело, пришлось встать и наглухо закрыть форточку. К старости он стал
чувствителен к перемене погоды, плохо спал при скачках атмосферного
давления. Вот и нынче сквозь дрему донимали тревоги: не замерзнет ли на
стоянке машина, не переметет ли дорогу, не закрылся ли Норильск. Потом снова
навалились невеселые думы о предстоящем развале компании. Рухнет вся жизнь.
Он боялся этого. Уснул только под утро, и звонок будильника, казалось,
раздался через секунду.
Старенький ухоженный "Москвич", однако, запустился, дороги в городе к
утру были подсыпаны песком, а на шоссе вообще был чистый асфальт. Ветер сдул