"Василий Васильевич Ершов. Летные дневники: часть первая" - читать интересную книгу автора

Работать меня приучали с детства. Жили честно, бедно, но старенькая
машина у отца была: самоутверждение. Сосала из нас соки.
Сколько помню себя, одевался просто, и вообще было не до роскоши. К
тряпкам не приучен. Научен читать, думать, делать руками, играть на
музыкальных инструментах. Чувство коллективизма впитал в духовом оркестре,
которому благодарен на всю жизнь.
Учился всегда на пятерки, легко. Из школы вместе с золотой медалью
вынес представление, что с моим здоровьем я создан для умственного труда, а
также что труд этот легкий.
Два курса авиаинститута начисто разбили это мое убеждение; в
результате - тяжелый душевный кризис.
В двадцать лет пришлось принимать первое в жизни ответственное,
радикальное решение. Бросил институт и поступил в летное училище. И отрезал
себя от прежней жизни. Вышел на свои хлеба.
Летное училище кончал с довольно ясными представлениями о жизни, своем
месте в ней и об ответственности. Вошел в аэрофлотскую струю и отдался ее
течению, упиваясь романтикой сбывшейся мечты. Продвигался автоматически,
потому что не пил и не нарушал. Не ловчил и не рвал из рук (как пел когда-то
Утесов), был ровен и дружелюбен с товарищами, и мне повезло, что небо не
проверило меня на прочность.
Повидал свет. Бывал и там, где бывали немногие, делал то, что доверяли
немногим, познал и каторжный труд, особенно на Ил-14.
На Ил-18 облетал весь Союз. Приобщился к сокровищам цивилизации в
лучших музеях страны, а в Третьяковку ходил как в дом родной.
Летал всегда легко. И с людьми работал легко, и не имел врагов. Есть у
меня, по нынешним меркам, один недостаток: я всегда думаю о людях и помогаю
им. Иногда в ущерб себе. В пассажирах я вижу не объект перевозок, не
загрузку, а живых, страдающих от нашей нерасторопности людей. Чем немало
удивляю коллег.
Ну и что? Двадцать лет я так работаю. И все это время в основе моего
труда - расчет, ограничения, рамки и страх перед наказанием.
Она рабочий и я рабочий. У нее - удаль, широта, бесстрашие. У меня -
документы, регламентирующие летную работу. И страх, вечный страх. Страх
нарушить. Страх потерять здоровье до пенсии. Страх перед проверяющими. Страх
перед врачами. Воспитание, воспитание, начальники всех рангов и мастей. И
сознание того, что хоть ты и рабочий, высочайшей квалификации, а встать,
гордо глянуть в глаза начальству, послать его подальше, почувствовать
собственное достоинство - не моги. Тебя съедят, вышвырнут из системы.
Парадокс. Там, где во имя безопасности людей нельзя нарушать - нельзя и
работать без нарушений. Надо брать на себя. И вот на этом, при желании,
могут сыграть, поймать на элементарном.
Надо, допустим, экипажу лететь пассажирами на тренажер в Ростов. Есть
разовые билеты, нет мест. Я должен их взять стоя. А то сорвется весь график.
Это нарушение РЛЭ. Все: поймали, вырезали талон. Таких примеров миллион.
А она может сказать директору: "Да пошел ты... меня везде возьмут с
распростертыми". Ее - возьмут. А меня не возьмут. Мы на привязи. Наша
дисциплина держится на страхе.
Конечно, я выполняю свои обязанности, косясь на занесенный кнут, но
выполняю осознанно, из чувства целесообразной необходимости. Я люблю свою
работу, понимаю ее, разумно выбираю из вороха приказов и наставлений