"Василий Васильевич Ершов. Летные дневники: часть 5" - читать интересную книгу автора


18.05. Как всегда после бессонной ночи. См. запись за 12-е число. Все
один к одному, только в Актюбинске уже стояли первые для нас в этом сезоне
грозы, которые мы без труда обошли.
Выруливал ночью в Актюбинске, в темноте неосвещенного перрона, дал
газку, прежде чем S-образным маневром вырулить на ось рулежной дорожки, все
как обычно.
Вдруг кто-то резво запросил у диспетчера, какой это борт выруливает
сейчас. Я отозвался сам: вдруг кто-то что-то заметил - неисправность, пламя,
дверь не закрыта, что-то упало с машины, - короче, такие случаи бывают, и мы
друг другу подсказываем, упреждаем.
Неизвестный начал меня оттягивать, что я, мол, "сильно газовал". Я
спросил, не сделал ли я ему чего своей струей. Он угрожающе спросил еще раз
номер борта и чье управление; я вежливо ответил. Еще раз переспросил его, не
сделал ли какого вреда, на что он небрежно отпустил меня: лети, мол, и жди
тыкву.
Неудобно было посылать коллегу в эфире на три буквы, а надо бы.
Мне диспетчер разрешил запуск и выруливание, техник визуально тоже
разрешил, причем, связь с техником была не через шнур СПУ, а по
радиостанции; мог бы предупредить меня, если чего, уже в процессе руления.
Глаз сзади у меня нет; стоят какие-то самолеты сзади в темноте, железный
ряд, ответственность несет земля.
Подозреваю, что шумел Як-42, заруливший после меня где-то за хвостом; я
не интересовался, это его заботы. Если он видел, что борт запускается и
собирается выруливать, мог бы предупредить; так часто делается. Я бы тогда
уж точно постарался не газовать. Вон в Ташкенте АТИС предупреждает:
развороты - на малом газе. Да я вполне умею подобрать безопасную порцию
оборотов на рулении.
Зато я взлетал - думал, в наборе - думал, и уже в конце полета мы
устроили мини-разбор и еще раз дружно послали коллегу с начальственным
голосом восемнадцатикратно... туда.
В Москве, прежде чем дать разрешение на запуск, диспетчер требует,
чтобы техник оценил обстановку и дополнительно разрешил, учитывая, что сзади
расположены стоянки. Так в Москве хоть перрон хорошо освещен.
В Актюбинске всего четыре стоянки для лайнеров, по две в ряд; я стоял
на крайней передней, рядом - однотипный. Вот у него за хвостом - железный
ряд. И как тут вырулишь без газа.
Короче, вины не чувствую, но вот все разбираюсь.
Ну, пока наши аэрофлотские рапорта и докладные ходят, все пленки на
самописцах будут уже стерты, сколько и когда я дал газу, не определишь, а
записанные диспетчером мои ве-ежливые переговоры, где я конкретно спрашивал
о претензиях, а мне ничего не сказали, дают мне право вообще не разбираться.
Ничего не было, а кто-то, дядя, ну, видать, начальничек из кабинетных, с
нарушением фразеологии, не назвавшись, пытался меня ни за что отругать. Смех
в зале. Диспетчер же, чуя, что у него рыльце в пушку, что перрон, в
нарушение правил, не освещен, во время нашей дискуссии молчал. А он за это
дело отвечает.
Я хорошо помню, как у нас 417-ю посадили на стоянке на хвост. Тогда
экипаж Ил-76 обвинили, что командир отказался от предлагаемой буксировки,
что не осмотрел лично летное поле согласно НПП, что не выключил двигатели по