"Сергей Эс. Солнечная Сторона " - читать интересную книгу автора

следователю все что-либо правдоподобное", "сколько надо, вот, раскаивается",
"сколько надо, вот, прозревает". Но, однако, дневник...! - Никола опять
покосился на сына. - Представляешь, он, олух, вел дневник, который тоже
попал...
- Он не олух!! - вскинулся сын.
Никола на мгновение запнулся, взгляд его потемнел.
- ...В общем, он вел дневник, который тоже попал в органы, - четыре
блокнота, вот, цитирую, "полных рассказов однополчан о коллективизации, о
голоде на Украине, о тридцать седьмом годе". Тут он "прозрачно, вот, смотри,
так он и пишет - "прозрачно", обозначал" тех, кто ему все это рассказывал.
Теперь он... не олух... боится и за этих людей. Однако, к его большому
счастью, после четырех месяцев следствия эти блокноты были, вот, смотри, как
пишет, "зашвырнуты в зев лубянской печи"...
- А теперь, - сказал Никола, сосредоточив взгляд на сыне, - я задаю
вопросы.
Если все жили в страхе, если доносы процветали, если, вот, читаю,
"воронки" непрерывно шныряли по улицам, а гебисты стучали и звонили в
двери", то какого черта, - Никола начал заводиться, - он открыто, не пряча,
вел дневник?! Что за идиоты доверяли малознакомому человеку свои "полные
рассказы о тридцать седьмом годе"?! Почему он не шифровал фамилии этих
людей, а, ну не олух ли, на самом-то деле, прозрачно обозначал их в своих
записях?! Как он и его друзья могли в открытой фронтовой переписке
высказывать "крамольные мысли", ведь письма с фронта обязательно
проверялись, фронтовая цензура всегда велась во всех странах, и ее никто не
скрывал?! И, наконец, что за д-у-р-а-к такой был следователь?! Бросил
тетради в печку! Не думаю, что он их даже не прочитал... Он же упустил шанс
засадить целую группу "заговорщиков".
- Вот, читаю, - Никола вздрагивающими пальцами отлистал несколько
страниц назад, - органам нужен был целый "стрельчатый веер имен",
"расширенное воспроизводство их". "Это, вот, читаю специально для тебя, и
признак качества их работы, и колки для накидывания новых арканов.
"Сообщников! Сообщников! Единомышленников!" - напорно вытряхивали изо всех".
А тут, - Никола задержал взгляд на сыне, - после че-ты-рех-ме-сяч-но-го
разматывания клубка засадили только двоих. Именно тех, с кого и начали
следствие. Ну хотя бы еще пяток-десяток прибавили из "стрельчатого веера
имен" кровожадные органы...
- Ну, так о чем же это говорит? - спросил Никола, резко снизив тон и в
упор посмотрев на сына.
Тот, насупившись, молчал. Муть десятилетий с маячившим в ней призраком
невидимо клубилась над ним.
- Либо о том, - ответил на свой вопрос Никола, - что в стране одни
олухи да дураки жили, либо, - взгляд Николы отвердел, - о том, что не жили
люди во всеобщем страхе. Они спокойно друг другу все рассказывали, они
писали, не боясь, письма, гэбисты не ходили и не стучали везде и всюду. Не
стояла перед ними задача накидывать всюду колки, раз уж они не
воспользовались тем, что оказалось у них прямо в руках, - дневником
Солженицына.
- Но шестьдесят миллионов - это же факт! - резко вскинувшись, возразил
сын.
- Шестьд... - Никола задохнулся от возмущения, - Да, такую цифру никто