"Сергей Эс. Солнечная Сторона " - читать интересную книгу автора

и никогда не просчитывал. Подсчитать ее могли только сами органы, а они
называют не шестьдесят, а три миллиона!
- Врут! Солженицын пишет о шестидесяти...
Висящий в воздухе призрак обрел конкретные очертания. Он стал похож на
старика с маленькими глазами и длинной, но редкой бородой...
- Ну, во-первых, - мотнув головой, ответил Никола, - он не мог знать не
то что точную, но даже приблизительную цифру. Ну, сам прикинь мозгами!
Откуда бы он ее знал? Точно пересчитать он мог только сокамерников. А
во-вторых, если бы было шестьдесят, то он, как житель того времени, не мог
не заметить, что в Сибирь и на Соловки отправляется каждый третий его сосед
со всей своей семьей, что города катастрофически пустеют, представь себе: в
нашей девятиэтажке три этажа "освободились" бы, и тогда он точно не писал бы
никакие дневники, и н-и-к-т-о н-и-ч-е-г-о ему бы не рассказывал...
Никола резко замолчал. Ничего не отвечал ему и сын.
За окном уже была полная ночь. Жена в соседней комнате не ложилась
спать. Дожидаясь их, она смотрела телевизор. Редкие окна светились в доме
напротив. Ночной двор был пуст... если не считать одного человека, сидевшего
на скамейке и всматривающегося в светящиеся окна.

* * *

Однако, стоп, стоп, стоп...
Здесь на правах автора я хочу вмешаться. Вижу, вижу, да-да вижу твое
изумление читатель: какая же это фантастика!?
Да и сам я себе удивляюсь. К чему все это, и как это могло попасть
сюда?!
Но, однако, все это попало в повесть исключительно потому, что все это
реально происходило в действительности. Именно реально. Ведь никакой фантаст
не будет хорошим фантастом, если он не будет опираться в своих произведениях
на те или иные неумолимые реальности. Так давайте будем реалистами - в любой
беседе оппонентов, как только речь заходит о советских временах, сразу
вызволяется на свет тема тридцатых годов. Едва один из оппонентов начинает
вспоминать о социализме что-нибудь хорошее, как оппонент ему замечает: "А
как же гулаг?". Едва на мои страницы попала история о работающей лаборатории
и советском червонце, как буквально на ее плечах в повествование ворвалась
уже прочитанная вами полемика. Считайте, что так произошло против воли
автора, ибо в нашей сегодняшней жизни такие споры происходят постоянно.
Будто все советские годы были сплошными годами тридцатых. Увы-увы-увы!
Удивительно только, что противники Советов не вспоминают другой пример:
церковь - высокая и нравственная церковь - тоже прошла через период жуткой
инквизиции и гонений за инакомыслие, причем куда более жестоких. Даже
термины, которые берутся для характеристики тридцатых годов, родились именно
во времена церковного мракобесия. Однако ни у кого сегодня не возникает
мысли разогнать и запретить ее за это. Почему, говоря о "преступлениях
коммунистического режима", не вспоминают о Хиросиме и Нагасаки? Только одна
из этих бомбардировок перехлестывает по своему чудовищному цинизму все
сталинские годы. Там хоть была борьба, а здесь - просто колоссальное
убийство беззащитных людей. Даже если принять изуверскую версию о
необходимости таких бомбардировок для ускорения окончания войны, то все
равно спрашивается, почему этих бомбардировок было две? Чтобы сломить