"Сергей Эс. Солнечная Сторона " - читать интересную книгу автораи никогда не просчитывал. Подсчитать ее могли только сами органы, а они
называют не шестьдесят, а три миллиона! - Врут! Солженицын пишет о шестидесяти... Висящий в воздухе призрак обрел конкретные очертания. Он стал похож на старика с маленькими глазами и длинной, но редкой бородой... - Ну, во-первых, - мотнув головой, ответил Никола, - он не мог знать не то что точную, но даже приблизительную цифру. Ну, сам прикинь мозгами! Откуда бы он ее знал? Точно пересчитать он мог только сокамерников. А во-вторых, если бы было шестьдесят, то он, как житель того времени, не мог не заметить, что в Сибирь и на Соловки отправляется каждый третий его сосед со всей своей семьей, что города катастрофически пустеют, представь себе: в нашей девятиэтажке три этажа "освободились" бы, и тогда он точно не писал бы никакие дневники, и н-и-к-т-о н-и-ч-е-г-о ему бы не рассказывал... Никола резко замолчал. Ничего не отвечал ему и сын. За окном уже была полная ночь. Жена в соседней комнате не ложилась спать. Дожидаясь их, она смотрела телевизор. Редкие окна светились в доме напротив. Ночной двор был пуст... если не считать одного человека, сидевшего на скамейке и всматривающегося в светящиеся окна. * * * Однако, стоп, стоп, стоп... Здесь на правах автора я хочу вмешаться. Вижу, вижу, да-да вижу твое изумление читатель: какая же это фантастика!? Да и сам я себе удивляюсь. К чему все это, и как это могло попасть Но, однако, все это попало в повесть исключительно потому, что все это реально происходило в действительности. Именно реально. Ведь никакой фантаст не будет хорошим фантастом, если он не будет опираться в своих произведениях на те или иные неумолимые реальности. Так давайте будем реалистами - в любой беседе оппонентов, как только речь заходит о советских временах, сразу вызволяется на свет тема тридцатых годов. Едва один из оппонентов начинает вспоминать о социализме что-нибудь хорошее, как оппонент ему замечает: "А как же гулаг?". Едва на мои страницы попала история о работающей лаборатории и советском червонце, как буквально на ее плечах в повествование ворвалась уже прочитанная вами полемика. Считайте, что так произошло против воли автора, ибо в нашей сегодняшней жизни такие споры происходят постоянно. Будто все советские годы были сплошными годами тридцатых. Увы-увы-увы! Удивительно только, что противники Советов не вспоминают другой пример: церковь - высокая и нравственная церковь - тоже прошла через период жуткой инквизиции и гонений за инакомыслие, причем куда более жестоких. Даже термины, которые берутся для характеристики тридцатых годов, родились именно во времена церковного мракобесия. Однако ни у кого сегодня не возникает мысли разогнать и запретить ее за это. Почему, говоря о "преступлениях коммунистического режима", не вспоминают о Хиросиме и Нагасаки? Только одна из этих бомбардировок перехлестывает по своему чудовищному цинизму все сталинские годы. Там хоть была борьба, а здесь - просто колоссальное убийство беззащитных людей. Даже если принять изуверскую версию о необходимости таких бомбардировок для ускорения окончания войны, то все равно спрашивается, почему этих бомбардировок было две? Чтобы сломить |
|
|