"Сергей Есенин. Я, Еcенин Сeргей... (Сборник)" - читать интересную книгу автора

ниток-иголок. Вместо хлеба - мякина, щавель, крапива и лебеда... А в придачу
эпидемии: у людей - сыпной тиф. У скотины - сибирская язва. Предчувствие не
обмануло Есенина:

Будут глад и мор...

Мариенгоф, провожая друга, предрек, что на этот раз Сергей на родине
ничего не напишет. И ошибся. Во-первых, Есенин создал второй вариант
"Кобыльих кораблей", где судьбоносный Октябрь, с которым было связано
столько надежд, назван "злым". Во-вторых, написал стихотворение "Я последний
поэт деревни". Словно сам себе заказал панихиду и по вымирающей деревянной
Руси, и по великой земледельческой культуре, и по себе, еще живому, но уже
понимающему, что его время - миновало:

Не живые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить...

В том же переломном 1920-м Есенин напишет трагический "Сорокоуст", где
продолжит тему гибели крестьянского мира:

Только мне как псаломщику петь
Над родимой страной аллилуйя...

В те же месяцы тяжких раздумий о судьбе своего "отчаря"-мужика
возникает и замысел поэмы о Пугачеве, о роковой обреченности русского бунта
(окончена осенью следующего, 1921-го).
Невероятно трагичны и частные письма поэта тех смутных переломных лет.
Особенно "заграничные". Вопреки надеждам Айседоры, заграничное турне (хотя
она не жалела денег, продала даже мебель из своего парижского ателье, чтобы
ее юный супруг мог жить в самых шикарных отелях и кутить в самых
фешенебельных ресторанах) не вылечило Есенина от злой тоски.
Москва, декабрь 1921-го, Н. А. Клюеву:
"Душа моя устала и смущена от самого себя и происходящего. Нет тех
знаков, которыми бы можно было передать все, чем мыслю и отчего болею..."
Москва, март 1922-го, Иванову-Разумнику:
"В Москве себя я чувствую отвратительно. Безлюдье полное..."
Дюссельдорф, июль 1922-го, А. М. Сахарову:
"Взвейтесь, кони! Неси, мой ямщик... Матушка, пожалей своего бедного
сына..." И приписка: "...лучше б... повеситься..."
Париж, весна 1923-го, А. Б. Мариенгофу:
"Господи! даже повеситься можно от такого одиночества. Ах, какое
поганое время..."
В Россию Есенин вернулся в августе 1923 года, и на него тут же
обрушилась масса бытовых, и не только бытовых, проблем. За четырнадцать
месяцев официального брака с "заморской жар-птицей" он смертельно устал: и
от жадной ее последней любви, и от властной ревности, а пуще всего от
унизительного для крестьянского сына и внука житья "на женин счет". Надо
бежать! А бежать некуда... В комнате, которую Есенин когда-то купил на паях
с Мариенгофом, появились еще три жильца: жена Мариенгофа, теща и
новорожденный сын. Приобрести же другое жилье или хотя бы снять что-нибудь